206 
— Что с вами? — и, заметив приближающихся ветеранов, спросил тихо: — Это что за чучела?
— Это не чучи, это войновые ветераны, где мне арест дали… Я туда! Тут!
— А, эти пьяницы. — И он отошёл к проводнице.
Максимыч, запыхавшись, влез головой в окно:
— Да опоздали из-за чёртова автобуса… Пока Павел Иванович одевался… Вот, тут собрали тебе! Чай, кипятильник, сахарок, булка с колбаской… — и протянул мне тощий мешочек.
Тут радио громыхнуло, что поезд «Красная стрела» отправляется с третьего пути. Максимыч полез в окно обняться. Потом мы обнялись с Павлом Ивановичем, и мне было совсем не противно ненадолго прижаться щекой к его шишкам.
— Приезжайте, Фредя, посидим, поболтаем. Про дядю-опричника расскажете… Жаль, опоздали! Это всё Павел Иванович, никак галстук завязать не мог…
Я похлопал их по плечам:
— Да, будем встретиться… Как дать пить, будем бывать!
Началась предотъездная толкотня — «провожающих просим покинуть вагоны», люди стали входить и выходить, проводники принялись закрывать железки. Я еще раз через окно пожал увесистую лапонь Максимыча — и поезд тронулся. Вот уже проехан почти весь перрон, людей всё меньше, какие-то тюки, ящики, картоны, мусорные баки, рельсы, деревья, домики…
Войдя в купе, я вдруг не выдержал:
— Кажется, этого видел, Исидора… Наци.
— Да? Уверены? — равнодушно переспросил полковник. — Нет? Ну и бог с ними. Мы их всё равно поймаем, зашлём агента — и выловим. Садитесь! — Мельком заглянув в пакетик ветеранов: — Выбросьте это скорей в мусор, чтобы тухлое не было! — Он начал открывать свои баночки-стекляночки.
Коньяк уже был отвинчен.
— Ну, за наше удачное путешествие! Битте, геноссе, эссен, тринкен! Да, я давно хотел спросить — как вас дома в детстве звали?
— Меня? По-разному. Бабаня — Фредя. Папа — Фредди, дедушка Людвиг — Манни… А мама — Маузи…
Полковнику очень понравилось это последнее.
— Ах, как хорошо — Маузи! Как нежно! Это от «маус», мышь? Жаль, раньше не знал, а то бы сказал прокурору: «Этого мышку Маузи надо отпустить домой»! Геноссе Маузи! Прошу! Вот осетринка, масло, балычок, видите, я тоже заговорил как русские — колбаска, сухарики, маслице… Это, конечно, не наша кухня, но тоже ничего…
Я в свою очередь поинтересовался:
— А вас как… в детстве… звать-позвать?
— В детстве? Меня и сейчас мама зовёт Гуга. А бабушка — Гурико, ей 105 лет, она в селе живёт. Вам было бы интересно в Грузию поехать! Уверен, вам там понравится. Мы всех встречаем радушно, хотя некоторые невоспитанные свиньи пьют и едят у нас, а потом уезжают и грязные пасквили сочиняют. Ну, горбатого могила исправит, только для горба надо поглубже яму выкопать…
— А вы знаете… певица Гверд… что-то Гверд…
— Гвердцители? Как не знать? Даже лично был представлен на каком-то банкете. Красавица! Звезда!
— Красивая фамилия.
Полковник начал мазать икру на блинчик:
— Да, древняя, княжеская… А знаете, что означает? «Гверди» по-грузински «сторона», а «цители» — «красный», что выходит?
Я понял:
— Давний предок был такой… с красной щекой… А как будет «Красная площадь»? Цители — что?..
— Цители моэдани.
— А, красный майдан… В Германии много фамилий тоже… вместе два слова… Мы с Алкой в скверушке сидели, говорили, фон Лузерлох, а разгильдяйцы пришли, били… людобилы… людобои…
— Какие разгильдяи? Кого били? Где? — насторожился он.
Я прикусил язык:
— Вообще так… Всякая сбродочь выкрутасывается… — И перевёл разговор: — У нас есть фамилия «Fleischhauer»… кто мясо топором…
— «Рубщик Мяса»? — понял полковник, и мы предположили, что предок этого рода рубил мясо день за днем, год за годом, в дождь и пекло, одно и то же: замах — рубок — треск костей; и сын его делал то же самое, и внук, и правнук…
Разливая по второй, полковник начал разговор об Альпах, о новом доме и о том, как мы будем связываться по компьютеру:
— Я вам по-русски пришлю точное описание, что я желаю, а вы переведите на немецкий, поищите… — но я был занят вкусной твёрдой колбаской и мало слушал его:
— Да, хорошо, делаем…
Полковник подчеркнул:
— Это не то чтобы горит, но и затягивать не следует… Здесь очень уж плохо пахнет… Опасно жить стало, в прямом смысле… Надо уходить на Запад. Не на Восток же?..
И стал говорить, что раньше можно было многое противопоставить Западу, теперь — ничего, только позорное и слепое обезьянье подражание, что Запад по-хозяйски, с презрением, смешанным с жалостью, наблюдает, как Россия движется наобум и на авось, действуя по принципу: пока чеченский петух в задницу не клюнет, мужик в Кремле не перекрестится, где вспучило — туда и меть камнем, не ошибешься… И лучше вовремя уехать, чем потом, когда начнётся затягивание петель на шеях:
206 
