Потом он начал копаться в сумке, низко наклоняясь к ней (мне показалось, что он что-то нюхал), и, взяв пустой стакан, сказал, что пойдет за чаем, а я чтобы не искал его, не тревожился и пил бы коньяк:
— Геноссе Маузи, битте — эссен, тринкен! Отдохните! В этом деле переводчик мне не нужен, сам ещё справляюсь, хотя и мечтаю, чтобы импотенция, наконец, успокоила меня и дала спокойно жить!
— Понял.
Он постоял перед зеркалом, подправляя то рубашку, то пояс, то волосы. Потом ушёл, а я лёг, с облегчением сняв тапочки и прикрывшись одеялом.
Под дребезжание ложечки в пустом стакане начало думаться о том, как хорошо знать разные языки — пробоины в чужие дома: всё можно услышать, разглядеть, понять. Билингвалы — паромы, на которых перевозятся горы слов и тюки фраз с одного берега на другой. И если слова — ступени, по которым ходит мысль, то переводчик — электрик, пускающий ток по проводам.
Но я бы не хотел иметь переводчество своей профессией — как проститутке нечего продать, кроме своего тела, так и переводчику — кроме своих мозгов. И хороший словесный шофер должен помнить, что он обязан по первому зову заказчика идти туда, не знаю куда, и говорить то, не знаю что. Он не имеет право на свое «я», чувства и эмоции, он — не человек, а механизм для поиска адекватов — и только. Его мнение никого не интересует, а порой раздражает. Чем бесцветнее личность переводчика, тем он ценнее в своем деле.
Он вообще как тот верблюд, который идет за вожатым, не интересуясь, куда и зачем нести груз, — у полевой мыши и слепого червя больше свободы, чем у толмача, который обязан двигаться в кем-то вырытой колее. Его дело — открывать рот после того, когда другие отговорят, и молчать и слушать — пока другие говорят. И если компьютер — это мыслящая машина, то переводчик — это машинная мысль, чугунный зад и железные нервы: нелегко на чужой скелет натягивать свою лексическую кожу — то там сорвется, то тут лопнет…
Но какая разница? Переводчик должен забыть слово «гордость» — он только наемник, лакей, слуга и раб, у которого нет и не должно быть гордости своего мнения. А главное — он должен крепко помнить, что он никогда не будет прав, потому что каждое слово имеет множество контекстов и нюансов, которых ровно столько, сколько и переводчиков, оттого конгрессы и споры этих говорящих голов бесполезны, как невыключенное порно после эякуляции…
Задрёмывая, я решил отложить дневник до завтра. До рейса будет много времени, можно будет всё обстоятельно записать… А потом — Мюнхен, дом, Элизабет… Её глаза… Да, стыдно… Но это же было предательство тела, а не души!.. И папа, конечно, с разговором… Пятьдесят тысяч — не пять евро… Но зато какая была практика!.. Как это полезно!.. Со сколькими носителями языка я вступал в диалог!
Колёса своим стуком клонили к подушке, выбивали из головы всякие мысли, но я упорно собирал их, думая, что эти десять дней многому меня научили, но, несмотря на приключения, мне будет не хватать и этих людей, и этого адреналина, которым тут пронизан воздух — не то что «в сытой Европе, где мухи со скуки дохнут», как сказала сестра Алки в нашем споре (где лучше жить), не найдя больше ничего, что можно было бы поставить в упрёк Старому Свету, на что я ответил, что дохлые мухи лучше голодных волков.
И когда мама будет завтра спрашивать, что я видел, я скажу, что страна чудовищна и монстрюозна, но народ добр, открыт, прост, контактен, терпелив, беззащитен и безвинен, хоть и обобран до нитки, оболган до предела и запуган до немоты. Люди-людолюбы! В них есть и широта, и глубина, и загадка; и главное, несмотря ни на что, люди не теряют надежды, хотя и обречены(если верить полковнику) ещё долго жить под гибридом животного с растением… Немцам бы такой оптимизм, а то всё в депрессиях пропадают. Пожили бы в Московии — узнали бы цену жизни!
Да, опасная, прекрасная своей затаенной грустью, многотерпением и святой простотой страна, хотя народ обирают, унижают, обманывают, поэтому люди генетически начеку и ментально насторожены, все закованы в общие цепи, все друг другу дают взятки, квазиподкупают…
Может, и прав полковник: жизнь в России — сплошное преодоление препятствий, созданных для вымогания денег. Но права и Бабаня, когда говорила мне, что главное — ощутить душевную ясность этого наивного, всему верящего народа мечтальщиков и фантазёров!.. Вот, Максимыч в узелке последнее принёс на дорогу, Самулович угощал чем бог послал, сержант Санёк десять раз в ларёк бегал, а мог бы и не бегать, сказать, как в Германии все говорят: «Это не моя проблема», — и всё… Нет, тут все проблемы общие… еще, наверно, с татар завелось — общая беда, надо всем вместе спасаться… Чистые, бедные души… Но что-то витает в воздухе тревожное, люди будоражатся, недовольны, жалуются… Но что потом? Опять революция? В 2017-м? Фредя хоть иногда и идиот, но у него есть глаза и уши, он может ощущать…