99 
— Я сейчас согласный.
— Очень рад.
И он передал мне паспорт, я спрятал его в карман (но руки на всякий случай не дал, помня о том, что у нас в Германии есть старый догитлеровский закон: если сделка не скреплена пожатием рук, то её потом на этом основании можно опровергнуть в суде).
Полковник руки и не протягивал: своими верткими пальцами он приподнял хлебушницу и подтолкнул ко мне сиреневые шуршащие купюры. Когда я брал (уже взял) деньги, то сквозь винный занавес понял, что дело серьезно, но не нашёл ничего лучшего, как сам себе процитировать Лютера (хоть я и католик) о том, что грех не заработать там, где можно заработать, и грех заработать меньше там, где можно заработать больше… Потом вспомнил:
— Расписка?
Полковник поморщился и сделал руками плавные, утоляюще-умоляющие жесты:
— Какая расписка, геноссе? Мы же доверяем друг другу? Мы же не в Белом доме, где одни бумаги и ложь?.. Да, и у бумаг тоже своя судьба. — Он полез в карман, не глядя вытащил ещё одну сиреневую купюру. — Вот, на ней «500 евро» напечатано, и все её с уважением трогают, щупают, видите, какая она новенькая… — («Да, шелушится…») — Красивая, все с ней аккуратно обращаются, не пачкают, не сгибают, в тепле хранят, не мнут… — («А, разомни, блин, тунца в блин!») — Из кармана в портмоне осторожно перекладывают, и эта купюра из гипюра будет жить долго и счастливо, как на курорте, даже если все её хозяева перемрут или убиты, не про нас будет сказано, тьфу, тьфу, тьфу, — сплюнул полковник через плечо. — А другой бумагой задницы подтирают и в клоаку бросают — такая у неё судьба оказалась… Так и у людей… Вот я хочу, как эта банкнота, дожить счастливо и спокойно… — И он, перегнувшись через стол, сунул деньги в мой нагрудный карман: — Купите на эти деньги что-нибудь хорошее, нужное для вашего дедушки и бабушки в Альпах… Когда я приеду, я обязательно должен с ними познакомиться… Есть у них хозяйство? Овцы, куры?
— Овцы-куры нет, пони есть… Эта пони влюблилась в козу, эдакий день у забора… после забора… смотрит на козушку…
— Скажите пожалуйста… Пони! До свадьбы — все кони, а после свадьбы — пони, хе-хе…
Всё казалось милым, понятным, близким, добрым, ну а полковник, майская роза, и подавно… недавно… нет, уже давно друг… А его крики, шумы и гамы — это только звук, фойерверк, как на вывеске… Надо бы им сказать, что надо говорить «фойерверк», это от «фойер», а не от «файер», как кто-то утверждал… хотя кто его знает, оба слова похожи и оба подходят… Рассказывал же кто-то недавно в университете, что, когда начался пожар в доме, где жило много эмигрантов, старуха-афганка бегала по этажам, кричала вместо «фойер» — огонь — «файер» — праздник, — и все думали, что она так бурно рада какому-нибудь своему Рамадану, пока дым не повалил клубами и люди не погибли. Вот что может сделать одна буква, один звук!
А полковник крутил надо столом руками:
— Прошу, геноссе, айн штюк мцвади… — потом вытащил зазвеневший телефон и начал говорить на своем тайном языке (а я рискнул включить в кармане диктофон, кашлем перекрыв щелчок, чтобы дать Вам потом послушать эту удивительную фонетику): — Им кацзе хо гитхари… давехмареби, аба рас визам… ромэл сабажозе дачерилиа саконели?… Карги, даврекав манд, вкитхав, маграм ас процентс вер гарантиреб… манд упулод ара-пери кетдеба, мэ вици да шен ици, хо, рогорц хвелган, аба ра, диди мафиа, криминалури сахелмципо…[40]
Он говорил, я тихо сидел, и мысли вдруг скорбно потекли в обратную сторону. Зачем я нужен органам? Может, я нужен органам на органы?.. Дали три тысячи, чтобы пока молчал, не дрыпался… как поросёночек перед резкой… Разрежут, продадут. Вот Хорстович говорил, тут целый конвейер работает, по всему миру почки-печень рассылают… Нет, вряд ли… Алкоголем бы не поили, печень не портили… Раз-раз — и в кутузовку…
На ум пришёл (и добавил печали) рассказ Виталика, что теперь мафия новое придумала: ищет бомжа, у которого лицо когда-то было солидным, берет его с лежбища, моет-кормит-одевает-объясняет, что он нужен для каких-то афер с ювелиркой или банком — зайти, сделать вид, что-то подписать; берут его с собой несколько раз в город, с людьми знакомят, чтоб видели — друг, а потом на какой-нибудь генеральной разборке эффектно убивают — в назидание другим: вот, мол, какие мы крутые и справедливые, ничего не прощаем, даже друга в земной элемент превратили за измену, а других вообще всех порвем, как тузик — шузики… Может, и меня так хотят, того?..
99 
