Девочка засмеялась и, поклонившись в пояс Ивану Максимовичу, сказала: «Спасибо!» – а старик расплылся в счастливой улыбке.
– Пожалуйста, Машенька, – с поклоном отвечал, подыгрывая спектаклю, Иван Максимович. – А вы, кстати, – он обратился к старику, – по профессии не учитель, случайно?
– Ну, пойдем, Маша, – сказал тот, подхватывая с земли корзинку. – А к царапине твоей мы подорожник приложим…
– Погодите, только ответьте мне, – начал было Иван Максимович.
Но старик, взяв внучку за руку, зашагал прочь.
– Да что ж это такое! – в сердцах вскрикнул Иван Максимович и оглянулся, потому что за деревьями послышались новые голоса. Он хотел уже соскочить с тропинки и переждать компанию за деревом, но странное предчувствие заставило его остаться на месте.
– Хорошо у вас… Дремуче! – весело говорил вышагивающий впереди мужчина в брезентовом дождевике. – А у нас, на Полтавщине, одно редкое полесье, а больше степи. Хотя и не скажешь, что совсем голо. Нет-нет и попадется среди трав то березовый островок, то кленовый. Раздолье для непритязательных робинзонов. Но у вас, как в сказке, чудеса и леший бродит, – он засмеялся и посмотрел на свою миловидную, даже в грубом туристическом наряде, спутницу.
– Да, это правда, волшебно здесь… – она согласилась, и взгляд ее просиял смутившемуся Ивану Максимовичу.
– Который час, не подскажете? – вежливо заявил он о своем присутствии.
– Чудесно, – словно не слыша его, сказала женщина. – Подумать только, малахит в бетонной оправе…
– Который… час? – сипло повторил вопрос Иван Максимович, огорошенно наблюдая, как пара проходит мимо него, не удостоив ответом.
– Не пораньтесь о ветку, Сонечка, – вдруг сказал мужчина, зацепившись за руку Ивана Максимовича, ту, в которой он держал гриб, позорно, по-мещански, оттопырив мизинец…
Двое прошли.
И неожиданная отгадка прошелестела в голове Ивана Максимовича: «Невидимый!»
«Лесной!» – поправил неслышный голос. Странное ликование растеклось по телу.
«Диво, диво», – зачарованно бормотал Иван Максимович.
«Свободный, свободный!» – понеслись к нему со всех сторон лесные шепоты.
Теперь он бежал не наугад, а точно целый лес вел его. Незаметные ранее тропинки открывались ему. Дятел подсказывал птичьей морзянкой: «Налево, мимо поваленного дуба, потом от овражка направо».
«Спасибо, милые», – отвечал Иван Максимович, летел дальше, и непроходимые кусты расступались перед ним.
Вот ему показалось, что нет больше сил терпеть. Присел у пенька, рядом с занятным выводком опят. Коричневые шляпки грибов срослись, будто дву скатная крыша.
«Кто, кто в теремочке живет, кто, кто в невысоком живет?» – беззвучно спросил Иван Максимович.
Тут же высунулась из своих грибных хором маленькая ящерка, сверкнула просяными глазенками, и послышался сердитый ее голосок: «Осторожно, дяденька, не насри на мой домик. Враз поломаешь».
«Прости, хозяюшка, не углядел, – отвечал ей Иван Максимович, удивляясь, как легко ему дается сказочный лесной язык, – я на шажок отсяду, домик твой поберегу».
«Лучше говно свое побереги. Тебя с ним в другом месте дожидаются», – сказала ящерка и юркнула под крышу.
Иван Максимович сжал ягодицы, вздохнул озабоченно: «Ой, не донесу, сердечная, по дороге растеряю».
Сдвинулся листик-ставенка, и в крошечном окошке показалась изумрудная головка: «А чтоб не растерял, вот тебе шишка. Глянь под ноги, враз увидишь», – и снова спряталась.
Посмотрел, и верно – шишка!
Иван Максимович подхватил с земли еловую затычку и проворно воткнул в зад. Шишка пришлась ему впору, вошла мягко, а засела прочно. Иван Максимович сразу почувствовал, что теперь дотерпит.
«Вот удружила, милая», – поклонился в пояс ящеркиному домику и поспешил дальше.
«Гриб не потеряй, – донеслось ему вслед, – он тебе от лихого глаза и недоброго слова в подарок дан!»
Иван Максимович бежал по лесу, нежа в себе непривычное ощущение духовной заполненности. Точно была в нем с рождения какая-то дыра, сквозь которую утекала вся его сила. Теперь же эта дыра исчезла.
Уловил в опавшей листве шевеление, взглянул и остановился: похожий на опрокинутое корытце жук-олень сучит лапками, тщетно силясь перевернуться, а вокруг него уже снуют лесные муравьи.
«Кыш, рыжие разбойники», – Иван Максимович поднял жука, залюбовался. Красавец, витязь в рогатом шлеме! «Вовремя же я подоспел», – посадил его на дубовый ствол.