146 
— Рейн, ты готов солгать королю ради нас?
— Не солгать. Сита, я взвесил в моём сердце последствия. Если какая-нибудь родовитая девица из Андарры или Эрминии останется без не шибко красивого жениха — они это переживут. И Тариста в море не канет. А если я брошу и предам ту, которой поклялся в верности и любви, такого не переживу я сам. Потому что именно это — истинное бесчестье для мужчины. Да, я был бы рад, произойди у нас всё по правилам и правильно, но это случай, когда дух закона важнее его буквы.
— Рейн… — растрогалась я.
— Есть безошибочный способ выразить благодарность, если, конечно, я верно тебя понял, — прищурился муж.
Я покраснела. Понял верно. Вот обойдём особняк и сад, вернёмся — и тогда… Ой, пока не забыла, надо ещё спросить:
— Не сбивай меня с толку! Скажи лучше, ты придумал, какие пять эмоций я должна прицепить к шнурку для волос, защищающему твою ауру?
— Как это будет работать? — поинтересовался муж.
— Все истинные чувства будут сглажены, скрыты, приглушены. Я нашла нужное заклинание в мамином дневнике. И там же есть заметки, как сымитировать ложные эмоции, искажая ауру. Ограничение — пять — возникло потому, что каждая следующая, наложенная поверх, требует от мага сил больше, чем предыдущая. И — не забудь — нужно будет потом спрятать сами заклинания, чтобы вещица казалась совершенно обычной. Думаю, сначала я потренируюсь на чём-нибудь не слишком ценном, а после сделаю для тебя амулет. И заколки для себя. Мама была девятилоктёвым магом — у нее выходило четыре чувства.
— То есть ты чуть сильнее?
— Раньше была сильнее. Сейчас не знаю. А самой сильной в нашем роду была прабабушка, у неё было пятнадцать локтей.
— Она умерла?
— Она очень давно, задолго до моего рождения, уехала за море со вторым мужем. Сначала приходили письма, потом уже нет. Что случилось, я не знаю.
Интересно. Мы уже так долго с Рейном вместе, но только сейчас открылись друг другу полностью и начинаем делиться историей наших семей.
— Понял. Если хочешь, потом я попробую узнать по своим каналам. А с эмоциями так. Смотри, при Дворе я известен как человек спокойный, можно сказать, непробиваемый. Я долго тренировался держать чувства в узде. Попробуй вспомнить, что ты видела в Салерано, когда мы только познакомились?
Честно? Да ничего. Хотя был нюанс. Да, магическое зрение — это пассивный навык, не требующий затраты силы. Но когда я ходила беременной, то не пользовалась даже им — бережёную Рианнес бережет. Мне было важно знать, что я сделала для Соль всё,что могла. Но Холт… вот когда он фыркает — это какая эмоция?
Спросила. Услышала, что здоровое критическое отношение к действительности, именуемое скептицизмом. А ещё — род смешка. Я задумалась. Что-то о скепсисе в учебниках ничего не было. Или я невнимательно читала?
— Знаешь, давай для начала удивление, заинтересованность, страх, — предложил Холт.
— А страх зачем? — не поняла я. Не припомню, чтобы он пугался. Держался, даже когда думал, что ослеп.
— Если попаду в ловушку, пусть думают, что одолели меня. Полезно, если противник тебя недооценивает.
— Тогда, может, отчаянье? Оно немножко другое в оттенках. И для тебя подойдёт лучше. Думаю, не я одна знаю, что ты не из пугливых.
— Хорошо. Готова идти? Чем раньше закончим — тем раньше вернёмся, — муж заломил бровь и покосился на постель.
Я спрятала улыбку.
Ходили мы не слишком долго, но заснули поздно, уже под утро. Тогда, когда уже умолкли цикады, зато начала пересвистываться пара ранних птиц в саду. Я устала, но не отказалась бы ни от одной минуты этой ночи.
Выспаться не удалось ещё и потому, что мне снова привиделся сон с окровавленным топором. Только на этот раз я разглядела чуть больше. Ровно настолько, чтобы понять, заметить краем глаза, что в кресле, под высокой спинкой, кто-то есть, лежит безвольным кулём. И этот кто-то — без головы, потому что она отрублена.
Утром я проснулась от голосов в саду. Прислушалась к внутренним часам — ох, уже скоро завтрак, пора вставать. Рейн ещё спал. Осторожно повернула голову, разглядывая профиль мужа, сомкнутые веки, твёрдый гладкий подбородок. Последние ночи позволили в полной мере оценить мудрость супруга, не ленившегося бриться на ночь. Особенно в сравнении с Андреасом, которого совершенно не волновало, если утром у меня драло и щипало кожу, а щёки и шея были красными настолько, что неудобно на улицу выйти.
146 
