94 
– Скажите, Александр…
– …Сергеевич, как у Пушкина, очень легко запомнить… – Максимов отвинтил крышку большой пузатой банки и, зачерпнув из нее специальной круглой губкой густой белый крем, принялся наносить его на лицо.
– Скажите, Александр Сергеевич, в вашей труппе есть две женщины-лилипутки лет пятидесяти, предположительно саксофонистки?..
– Саксофонистки? Конечно, есть, но им далеко не пятьдесят, им всего-то чуть больше тридцати…
Он не торопясь привычными движениями принялся счищать губкой ставший цветным жирный крем и, вытирая ее то и дело о большую розовую тряпку, снова и снова водил губкой по ставшему похожим на палитру лицу. – А что, неужели они так старо выглядят?
Изольда молча достала снимки, на которых были изображены трупы лилипуток из морга, и протянула их Максимову.
Тот, вытаращив глаза и обняв правой ладонью подбородок, в каком-то нервном, судорожном порыве смазал с него остатки белой краски и взглянул на Изольду.
– Что вы мне показываете? Это же какой-то кошмар! Где вы взяли эти страшные снимки?
– В морге, Александр Сергеевич. Так это они, ваши саксофонистки?
– Да вы что, с ума сошли?! Катя и Роза только что благополучно выступили, сыграли, что называется, номер и теперь спокойненько попивают пиво в буфете. Они обожают пиво. А этих бедняжек я, слава богу, не знаю… Уф, ну и перепугали же вы меня! А эти футляры, – Максимов кивнул на притулившиеся к большому пакету черные потрепанные футляры, – стало быть, ИХ саксофоны?
– Да. Взгляните на них, пожалуйста.
– Минуточку, вы не хотите немного выпить? – И Александр Сергеевич, не дожидаясь ответа, проворно достал из-под стола початую бутылку красного вина, снял с горлышка стакан, плеснул туда немного и выпил. Затем, приподнявшись, взял с полки уже чистый стакан и налил вина Изольде.
– Выпейте, ведь уже конец рабочего дня, я так всегда балуюсь вечерком… Выпить или не выпить – это ваше дело, конечно, а мое – налить… Неплохое вино, кстати, сладкое… Я, знаете ли, лакомка, люблю сладкие вина и пирожные. Ну так что там у вас?
Максимов открыл первый футляр и вынул из него потускневший, желтого металла инструмент, затем достал из ящика стола носовой платок и тщательно вытер им мундштук саксофона. Дунул. Затем еще раз.
– Да он же… Постойте-ка… – Максимов заглянул внутрь инструмента, затем опрокинул его и слегка постучал им о колено. Высыпались какие-то коричневые горошины, и Изольда была немало удивлена, когда при ближайшем рассмотрении перед ними оказались лесные орехи – фундук!
Второй саксофон был забит жевательной резинкой, которую удалось сковырнуть и достать лишь частично.
– Что-то я ничего не понимаю… – Изольда вытряхнула из пакета на пол явно циркового происхождения (или предназначения) маленькие грязноватые платья с париками и посмотрела на Максимова, как бы призывая его разделить с ней недоумение по поводу этих странных и неприглядных вещей. – А вы? Вы можете мне сказать – это цирковые костюмы? Быть может, вы что-то слышали о двух лилипутках, работающих в музыкальном жанре, вроде ваших Кати и Розы? Или пригласить их сюда, чтобы задать им этот вопрос? Ведь этих маленьких женщин с фотографий убили на днях в нашем городе, и ни одна живая душа не хватилась их, они еще даже не опознаны!
– Я, конечно, рад помочь вам, и мы непременно расспросим Катю и Розу об этих женщинах, но вам не кажется это странным: орешки, жевательная резинка, забитые в саксофоны?.. Первый раз вижу такое циничное отношение к музыкальному инструменту. Единственное, что я могу сказать точно, эти лилипутки не музыканты. Ни один уважающий себя музыкант не стал бы таким кощунственным образом глумиться над инструментом. Это же уму непостижимо! И хотя не принято плохо говорить о покойниках, но… вы же сами видели…
– Выходит, никакие они не циркачки и не саксофонистки, но зачем-то таскали за собой весь этот хлам… Вы только посмотрите, какие грязные и линялые платья, а парики? Они же все свалянные! Позовите, пожалуйста, своих девушек, и я поговорю с ними…
Максимов пожал плечами и покинул гримерную. Изольда слышала его гулкие шаги на лестнице, а спустя несколько минут (во время которых она быстро просмотрела ящики стола и полку, нет ли там чего интересного, затем порылась в разбросанных по всей комнате вещах, но ничего такого, что могло бы указать на связь между максимовской труппой и погибшими «саксофонистками», не нашла. Послышался мелкий цокот каблучков в сочетании с шаркающими тяжелыми шагами. Дверь распахнулась, и она увидела двух маленьких розовощеких лилипуточек в ярко-зеленых, отлично сшитых, новых шелковых платьицах с болтающимися за спинами белыми миниатюрными цилиндрами, держащимися на тонких резинках, впившихся в белые плотные шейки. Стройные, хотя и полноватые ножки циркачек были затянуты в кремовые прозрачные чулочки, но особенно хороши были черные лакированные туфельки-шпильки.
94 
