Особенно,... 
37 
– Машка, не смей больше этого делать… Слышишь? Один раз нырнула, и хватит! Это опасно, Машенька! Я прошу тебя, пожалуйста…
– Ну, заквохтала, курица Галина Бланка… Ты чего, мам? Мне в том году семнадцать исполняется, замуж пора, а ты все «не ходи – снег башка попадет…».
– Какой замуж, Машка? С ума сошла? Ты там с мальчиком познакомилась, да?
– Ага. Познакомилась. Не это не для «замужа», ты не бойся. Про «замуж» я так просто ляпнула, для общей картины моего взросления.
– А… Ну тогда ладно…
– Мам, а чего у тебя голос такой?
– Какой? – испуганно прохрипела Марина и чуть прокашлялась в сторону. – Обыкновенный у меня голос…
– Не-а. Не обыкновенный. Он у тебя какой-то… взволнованный. А папа дома, мам?
– Н… Нет… Папа не дома…
– А где он? Опять у бабушки?
– Да… Да, Машк, он у бабушки.
– Понятно… Ладно, я ей потом позвоню. А то у папы телефон все время отключен. Опять, наверное, забыл деньги на счет закинуть? Ждет, когда ты это сделаешь? Рассеянный с улицы Бассейной.
– Ага. Ты же знаешь нашего папу.
– Мам, у вас там все нормально?
– Да. Все нормально. Не волнуйся.
– Ну ладно. Меня ребята ждут. Мы в местный клуб намылились. Все, не скучайте там без меня! Пока! Целую!
– И я тебя целую, доченька…
Зажав телефон в горячей ладони, она тихо пошла в спальню, неся в себе ощущение своей женской беды, от которой так удачно спасалась бегством. Чего от нее спасаться-то? Куда? Пройдет июль, наступит август, приедет Машка, и придет конец коротким каникулам. А потом будет осень. И одиночество. У Машки своя жизнь. Нет, роман с Ильей, может, еще и продлится какое-то время. Короткими встречами. На бегу. Машка – девушка активная, дома вечерами не сидит. А потом…
Юркнув под одеяло, она уткнула лицо в подушку, замерла. Почувствовав руку Ильи на своем плече, дернулась нервно.
– Эй, ты чего? – тихо спросил Илья. – Случилось что-нибудь?
– Нет. Ничего не случилось.
– А кто это звонил? Дочка?
– Да. Дочка. Машка.
– А зачем ты ей врешь?
– В смысле?
Марина резко села на постели, уставилась на него удивленно. И немного зло.
– В том смысле, что не говоришь ей правду, – тем же спокойным тоном продолжил Илья. – Мне кажется, ей лучше сказать…
– Что сказать? Что отец ее бросил, а у матери тут же молодой любовник завелся?
– Я не завелся, Марин. Заводятся мыши и тараканы, а я человек. Мужчина. И я люблю тебя.
– Ого! Даже так? Уже и любишь?
– Да. Люблю. Не злись, пожалуйста. Все будет хорошо, Марина…
Она долго смотрела ему в лицо – открытое, молодое, красивое. Он тоже глаз не отводил, смотрел прямо, даже несколько вызывающе. Потом протянул руку, провел теплой ладонью по ее щеке, будто вытирая слезы. Хоть и не было никаких слез, но она вдруг повелась за его рукой, как кошка, и он с силой потянул ее к себе. Последней здравой мыслью было – все же хорошо, что он есть. Правда, промелькнула за ней еще одна мысль о том, что надо бы свекрови позвонить, предупредить, чтоб Машке ничего про случившуюся их семейную драму не рассказывала, но это потом, потом…
Вечером свекровь позвонила сама. Нарушила их идиллию. Она, эта самая идиллия, развернулась на кухне и пребывала как раз в апогее – Илья вот-вот должен был достать с шипящей маслом сковородки первый, самый поджаристый шницель и положить ей на тарелку. Она сидела за столом, сучила неприлично ногами от нетерпения, ныла в его обтянутую махровым халатом спину – есть хочу, мяса хочу, умираю от голода… И в этот момент – звонок! Вместо мяса – одна оскомина на зубах. У нее всегда во время телефонных переговоров со свекровью возникало ощущение кислоты во рту, будто съела лимон с корочкой и без сахара. Наверное, таким образом терпение ее материализовалось. Потому что главная задача невестки – терпеть. Потому что надо сохранять мир в семье. Потому что Олег очень любит свою маму. Потому что мама любит своего сына. Хотя при нынешних обстоятельствах терпеть вовсе и не обязательно? Может, нахамить ей от всей души? Однако по первым, прозвучавшим привычно капризно вопросам Марина поняла, что она, бедная, и не знает ничего о решительном поступке сына.
– Ну, как у вас там дела? Почему ко мне Олег не едет? Не отпускаешь, что ли? Ты, случаем, не забыла, что у твоего мужа пока еще мать жива?
– Я не знаю, почему он к вам не едет, Вероника Андреевна. Я не в курсе.
Слова ее прозвучали таким холодом, что даже Илья удивленно обернулся от плиты, смотрел на нее долго и вопросительно. Потом тихо чертыхнулся от прилетевшей на ладонь капельки раскаленного масла, начал выкладывать мясо на большую тарелку. Марина сглотнула в предвкушении – то ли от скорого утоления голода, то ли от возможности «не терпеть». Ждала реакции свекрови. Сейчас взорвется возмущением…
37 
