51 
А Марина, посидев еще немного и сочувственно покивав головой, вскорости засобиралась домой. Не домой, вернее, а по делам срочным уйти ей приспичило - не терпелось ей выяснить поскорее координаты немецкие этой самой Аллочки, которая кинула своих детей на несчастное такое выживание и которая живет теперь припеваючи в своем благополучном городе Нюрнберге, да и в ус себе не дует. Как там, бишь, ее? Фрау Майер? Ага… Ну что ж… Наверное, не так уж и много в немецком городе Нюрнберге этих самых Майеров, женившихся на русских женщинах по имени Аллочка… И не все они, русские эти Аллочки, скрыли от своих немецких мужей наличие оставленных на родине деток и больных неходячих свекровок… Да чтоб она , Марина, это при ее–то настырности, да не нашла по таким шикарным данным какого–то там бюргера? Ой, не смешите… Ну, держись, господин Майер, будет тебе на днях особый шикарный подарочек…
***
15.
Саша стоял у окна, вглядываясь в ночную октябрьскую темень, курил уже четвертую сигарету подряд. Одинокая лампочка над подъездом скромно выхватывала слабеньким своим светом небольшой кусок газона с зачахшими от ранних заморозков астрами да старый тополиный ствол, остальная часть большого двора старого дома будто провалилась в темноту ночи; даже луны на небе не было – скрылась за толстыми облаками, будто обиделась на что. И ни ветерка. И ни звука за окном - замерло там все, насторожилось в тревоге. И телефон молчал…
Саша злился. Ну что за девчонка такая вредная, господи… Трудно ей позвонить, что ли? Вот как она пойдет в такую темень одна? Стой теперь у окна, жди ее… Ему работать надо, вон экран ноутбука как светит зазывно, так бы и провалиться сейчас туда в свое удовольствие, а он стоит у окна и курит, как идиот, и курит… Просил же по–хорошему – позвони! Ну что за девчонка такая…
Выбросив сильным щелчком очередной окурок в форточку, он решительно развернулся, тихо открыл дверь комнаты и на цыпочках вошел в темную прихожую. Нащупав на вешалке свою куртку, начал топтаться неуклюже в поисках ботинок. Свет включать не хотелось - дверь в комнату Ольги Андреевны всегда была для удобства ее передвижения открыта и выходила в коридор, так что она запросто могла и проснуться. А потом не уснуть остаток ночи вообще - будет лежать и мучиться грустными своими мыслями… С ней вообще что–то случилось сегодня, перелом какой–то произошел. Он пришел вечером, а у нее лицо… Будто ударил кто. И рассказывать ничего не стала. Он особо и настаивать не решился…Да где ж эти его ботинки, черт возьми?
В двери тихонько зашуршал вставляемый с той стороны в замочную скважину ключ, и Саша вздохнул с облегчением. Повесив обратно на крючок куртку, он прокрался быстро на кухню, включил лампу–ночничок на подоконнике. Сев за кухонный стол и сцепив перед собой руки, стал ждать Василису – сейчас он ей устроит тут кузькину мать…
— А что, позвонить–то слабо было? — возмущенным шепотом произнес он сразу, как только она нарисовалась в дверях и удивленно–испуганно уставилась на него. – Я ж просил тебя – позвони, когда выходить из кафе будешь! Я встречу!
— Ой, а я и забыла совсем! — так же шепотом хохотнула в ответ Василиса. – И что телефон работает – тоже забыла! Привыкла уже как–то без него обходиться, знаешь. Говорят, к хорошему быстро привыкаешь. Неправда. К плохому – гораздо быстрее…
— Ты давай мне зубы не заговаривай, девушка! Чтоб это было в последний раз, поняла? В следующий раз обязательно позвони, я встречу.
— Ага… Только это… Неудобно как–то…
— Чего тебе неудобно?
— Ну, отвлеку вдруг… А может, на тебя вдохновение в этот момент нападет? Или снизойдет? Или спустится? Как там у вас, у писателей, правильно говорится, а?
— Ничего такого не снизойдет и не спустится. Звони. Поняла?
— Поняла… Я ведь, ты знаешь, прочитала твой роман. Всю ночь предыдущую не спала. Мне так понравилось, Саш… Я даже не помню, что я читала такое в последний раз, чтоб мне отрываться не хотелось…
— Правда? Тебе правда понравилось?
Саша вдруг улыбнулся смущенно и отчего–то пожал плечами - прежняя злость на эту девчонку моментально испарилась куда–то, будто и не было ее вовсе, а вместо нее напало вдруг это странное ощущение смущения от ее похвалы – даже не сказать, что приятное, а какое–то незнакомое, необычное совсем чувство…
— Правда, Саш. Ты знаешь, давно с таким удовольствие ничего не читала, чтоб внутри у меня все пело…
51 
