Особенно,... 
18 
Надежда вздохнула тяжело, застыла у окна, сцепив руки одна в другую по-бабьи, калачиком. За окном было хорошо. За окном весенний месяц май улыбался всем своей первой нежной зеленью, сквозь которую зазывно проглядывало будто отмытое до отчаянно-прозрачной синевы небо. Хорошее время… А как сейчас в дороге, наверное, хорошо! И солнце еще не палит по-летнему яростно, и ветер пахнет талой водой, свежей землей, и первые желтые неказистые цветочки хозяйничают на обочинах… Эх, сесть бы сейчас на велик да умчаться куда подальше из города! Где вы теперь, собратья по велосипедному счастью? Предала я вас, простите… Простите, но так мой муж захотел. Не нужна была ему жена-велосипедистка. Ему блондинка ухоженная нужна была, тонкая и звонкая. Только с ней он хотел гнездо семейное вить. Настоящее, трезвое, адекватное…
А теперь — ни гнезда, ни собратьев. И от нее самой тоже мало чего осталось. Права Ветка-то, выходит. Столько жертв… И для чего? Все попусту, что ли? Но ведь так не бывает! Не должно же так быть! Все должно, просто обязано наладиться! Просто отчаиваться не надо. Просто надо быть мудрой. Ничего же никуда не уходит. И Витя, в конце концов, поймет… И вернется… Обязательно вернется…
Только к концу воскресенья она заставила себя прибрать в квартире, приготовить обед назавтра. Наварила борща, котлет нажарила — Витя любит, чтоб всегда в холодильнике обед был. Вот она завтра на работу уйдет — а обед на своем месте останется. Кастрюлька с борщом, кастрюлька с котлетами. Он придет, откроет холодильник и поймет, как она его ждала, как надеялась. И оценит. И стыдно ему станет…
Так и простояли сиротливо эти кастрюльки до следующих выходных, ожидая своего непутевого едока. Не пришел он. И выбрасывать еду, для Вити приготовленную, рука не поднималась. Казалось Надежде, что и жизнь ее семейная вслед за этими котлетками в мусоропровод полетит… Вздохнув, она все же решилась — не будет верить никаким приметам, самой для себя придуманным, да и в самом деле, не оставлять же их еще на неделю в холодильнике, кастрюльки эти. И уже рука потянулась, чтоб выволочь их на белый свет, как вдруг дверной звонок тренькнул на одной ноте жалобно. Сердце само собой оборвалось и ушло в пятки. Кто это? Ветка? Так время — как раз детей спать укладывать. Нет, это не Ветка. И не мама — она бы позвонила прежде. А может… Может, это Витя уже вернулся?
Мельком глянув на себя в зеркало и натянув приветливую улыбку на лицо, она бросилась в прихожую, распахнула дверь настежь. Вспыхнувшая было радостным костерком душа тут же угасла болезненно, свернулась в черный комочек досады — ну что это за напасть на нее такая, ей богу! Опять этот парень, ее ночное незваное горе-злосчастье! Как его там… Александр! Кончится это когда-нибудь или нет? Это уже не ирония судьбы, это уже злая ее насмешка получается. Пришел, разрушил ее семейную жизнь со своим дурацким алиби, и вот снова нарисовался? И что на этот раз?
— Здравствуйте, Надежда… — виновато улыбнулось горе по имени Александр. — Вы меня помните?
— Ну, еще бы… — картинно-сердито развела руки в стороны Надежда. — Я вас, уж позвольте, теперь никогда не забуду! Хотелось бы еще очень сердечно пропеть «… никогда не увижу», да только вы ж мне такого удовольствия предоставлять не собираетесь! Испортили песню, одним словом!
— Да, да, я понимаю… Я извиниться пришел…
— За доставленные мне неудобства? И все? Как это замечательно! Спасибо, хоть не навеки поселиться пришли!
— Да вы не сердитесь, Надежда! Просто у меня другого выхода не было, только к вам за этим спасительным алиби идти. Вы же и в самом деле меня спасли, так получается. Пожалели. А вот если б не пожалели тогда и вытащили на лестничную клетку, я бы точно пропал. А так… Спасибо вам, Надежда!
— Да на здоровье… — пробурчала она раздраженно. — Вот ведь жизнь. Не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Самой горе сплошное, а у кого-то из этого горя счастье вытекло…
— А что у вас случилось? Я могу чем-нибудь помочь? — участливо склонился к ней Александр, и тут же обдало ее знакомым с детства запахом исходящего из чужого организма алкоголя, запахом беды и дурного настроения. Запахом, от которого тоскливым спазмом перехватило горло и захотелось немедленно захлопнуть дверь перед самым носом этого парня, принесшего беду в ее дом.
— Фу-у-у… — сморщила Надежда нос и помахала перед ним красноречиво ладонью, и даже передернулась слегка от отвращения. — А говорили, не пьете…
18 
