Особенно,... 
55 
Вот плохая из нее получилась Даша Васильева. А Виола Тараканова и того хуже. Никакой выдержки и спокойствия у нее нет, сплошное нервное дребезжание организма перед ответственным разговором. Чего она волнуется так? Боится, что ли? Ну не убьет же ее Пит, в самом деле! Он же подлец и трус. Он только на старика немощного смог руку поднять, а на нее не посмеет. А может, орудие защиты с собой какое прихватить? Скалку, например…
Ей вдруг стало смешно. Так смешно, что грусть и страх сразу пропали куда-то, и организм начало сотрясать уже от рвущегося наружу хохота. Так и до истерики недалеко, пожалуй. Хотя и в самом же деле смешно! Это ж только представить надо — открывает она дверь, входит к Питу в кабинет, потом обличает его аккуратно и быстренько в убийстве и достает из-за спины скалку. Потом размахивается ею изо всей силы и…
К девяти утра она была уже во всеоружии. Не со скалкой, конечно, зато причесанная и подкрашенная, контрастный душ принявшая, в новый брючный костюм одетая, кофе попившая. Правда, круги под глазами, образовавшиеся после бессонной ночи, спрятать под гримом так и не удалось, но бог с ними. Не свататься же она идет, в конце концов. И так сойдет.
Пит сидел уже на своем рабочем месте, уставился на нее исподлобья и очень настороженно. Молчал, пока она шла через весь кабинет к его столу, смотрел, как она усаживается в кресло за маленьким столиком, приставленным к его большому начальственному столу, как закидывает элегантно ногу на ногу. Ну не Шерон Стоун, конечно. Пусть даже и не усмехается, она и без него это понимает. Да та, помнится, и не в брюках была, а в чем-то агрессивно-сексуальном. А усмешка твоя, милый друг, нас даже и на пару с Шерон Стоун не испугает…
— Надежда, что опять у вас случилось? — вполне, впрочем, доброжелательно спросил Пит. — Чем обязан вашему третьему пришествию? Или четвертому уже, я запамятовал?
— У меня ничего не случилось. Это у тебя случилось.
— А что, мы уже на «ты» перешли? Ну, ладно. Пусть так будет. Ну, и с чем пожаловала? Что на сей раз тебя интересует? Сашкины паспортные данные? Номер страхового полиса?
— Нет. На сей раз ты меня интересуешь. Ты зачем деда убил, сволочь?
Пит перестал улыбаться и дернулся непроизвольно, как от резкой зубной боли. Всего на секунду дернулся, но она это заметила. Значит, правильную выбрала тактику — задать основной вопрос в лоб. Хотя на его месте всякий бы от такого наезда дернулся, наверное. И виноватый, и невиновный. И она бы дернулась.
— Ага. И убил, и в землю закопал, и надпись написал… Эй, с тобой все в порядке, дорогая Надежда? Может, тебе водички налить?
— Налей. Хорошо держишься, молодец. А я что-то и впрямь нервничаю.
— Да ладно, не нервничай. Я ж все понимаю, дорогая моя Надежда. Перед Сашкой выслужиться хочешь? Вот она я, мол, какая. Не только алиби-спасение тебе предоставила, но еще и главного злодея пытаюсь вычислить. И неважно, кого я в злодеи назначила, важно то, как я стараюсь! Так ведь, Надежда?
— Нет, не так.
— А ты вообще-то не напрягайся особо в этом смысле, мой тебе совет, — снова надел на лицо прежнюю усмешечку Пит. — Сашку этим не возьмешь. Он все равно Алису любит. Ты же видела, какая она необыкновенная. Тебя с ней и рядом поставить нельзя. Не соперница ты ей, Надежда, ох, не соперница…
— Ну, допустим, это только для тебя она шибко необыкновенная, Пит. У тех, которые с детства безнадежно влюбленные, глаза, кроме объекта своей несчастной любви, и не видят больше ничего. И уши у них не слышат. И солнце им не светит. И себя они забывают. Только и делают, что вокруг вожделенного объекта кружат, пытаются изо всех сил ему пригодиться как-то. Ты ведь любишь Алису, правда, Пит?
— А вот это уже не твое дело, Надежда. Не буду я с тобой чувства свои обсуждать к кому бы то ни было.
— Так и не надо. Я и так все знаю. Ты думаешь, по тебе твоей проблемы не видно, что ли? Да из тебя же злость и раздражение прямо потоком прут в мою сторону! Вмешалась в процесс, мол, зараза, со скалкой своей… А так все хорошо было придумано, правда? Так хотелось тебе Алисе угодить! И куртка Сашина как раз под руку подвернулась… Когда он у тебя ее забыл? Давно уже?
Надежда замолчала, смотрела внимательно, не мигая, в выпуклые влажные глаза напротив. Ничего в этих глазах не отражалось, кроме прежней к ней неприязни. Только щечки на лице у Пита дрожали нехорошо. Так они у женщин полненьких чуть подрагивают, когда они плакать готовятся. Мелко-мелко, часто-часто. Но Пит, вроде, плакать не собирался. Наоборот, усмехнулся снова, проговорил вроде как даже заинтересованно:
55 
