28 
– Ничего себе! – присвистнула Жанка.
– Он вошел в подъезд, а там на него налетело трое бритеньких, с кастетами. Он не очень даже помнит, что произошло.
– Да понятно. Вырубили парня – и всех делов.
– Что-то типа.
– Что взяли?
– В том-то и дело, что все. Не только бумаги о деньгах. Кошелек, часы, даже зажигалку «Зиппо», у него тогда была любимая. Бензином весь дом провонял. Да что там, даже плащ забрали, у него был хороший плащ, я из Италии ему его привезла. Подарок в честь воссоединения семьи. И тот забрали.
– Может, это были просто воры?
– Самое страшное, что и Кешка именно так подумал.
– Почему самое страшное? – не поняла Жанна. Она смотрела на меня со всем вниманием, было видно, что почему-то ее тоже все это волнует и цепляет за живое.
– Потому что уже утром Кешка сказал, что думает, это просто дурацкая случайность. А раз так, то его деловые партнеры по немецкому проекту ничего не должны знать о том, что этих расписок и договоров у него уже нет. И он два года пытался с ними работать (ха-ха, если только это можно так назвать). А они его под это дело разводили на новые и новые бабки.
– Зачем?
– Ну, они-то прекрасно знали, что у него уже ничего на них нет. И однажды они сказали ему, что у них проблемы, и что если все они хотят деньги вернуть, то надо срочно собрать еще денег, чтобы выкупить какую-то там статую для Дрезденской галереи. И под это дело у него взяли еще пятьдесят тысяч.
– У него было еще пятьдесят тысяч? Он отдал не все? – искренне удивилась Жанна. – Обычно такие идиёты отдают все, что имеют.
– Именно, – подтвердила я.
– Что именно?
– Ничего у него не было. И он занял еще. А потом еще. Чтобы вернуть Дрездену его реликвию. В общей сложности еще шестьдесят. А потом Мишаня и вовсе пропал, а Кешка запил.
– Ну, это как раз нормально и закономерно. Ваш Мишаня уже давно во Флориде коктейли пьет.
– Верно. А Кешка остался с долгами перед какими-то серьезными ребятами.
– И вы продали квартиру! – удовлетворенно подытожила она.
– И фирму, и фуру. Пиво к тому времени перестало приносить прибыль. Много стало таких умных. В общем… я была с этим идиотом, я оказалась с ним на улице.
– А сейчас?
– Что сейчас? – не поняла я.
– Как у него дела сейчас?
– Я не знаю, – пожала плечами я. – После всего этого он год пил по-черному. Тогда еще кризис прошелся по всем. А потом его один знакомый позвал перепродавать кирпич одного брянского завода. Как дистрибьютора. Кешка включился, стало полегче. Потом его фирма стала еще и технику поставлять откуда-то из Кореи. Деньги не такие большие, зато стабильные. Москва же все строится, строится. Сейчас они вообще только строительной техникой занимаются.
– Но квартиру не купил, – не спросила, а скорее утвердительно сказала она.
– Нет, – вздохнула я.
– И что же ты теперь собираешься делать?
– Собираюсь еще покурить, – хмуро ответила я. Ее вопрос невольно задел самую больную струну. Что делать, если вопрос «кто виноват» задавать нет резона. Несмотря на все еще сильный кашель, я явно шла на поправку, и этот вопрос вставал передо мной со всей своей неотвратимостью.
– Дело хорошее, – не без сарказма хмыкнула она. – А потом выйдешь из больницы, ляжешь на диван и умрешь. От скуки и жалости к себе.
– Я этого не сказала, – возразила я. Но на самом деле я совершенно не представляла, что делать дальше. Туман и мрак передо мной, и одна сплошная бессмыслица.
– Ладно, давай курить, – согласилась она. – Все образуется.
– Возможно, – не очень убежденно согласилась я. Сложно это – остаться совсем одной, когда всю жизнь ты привыкла, что все вопросы в мире решали за тебя. Даже тогда, когда ты бы предпочла что-то решать сама. Может быть, права моя Зинка с работы, и у меня просто зависимость от Кешки. И даже не от самого Кешки, ибо ничего особенно хорошего я с ним не видала. А от той беззаботной и безопасной жизни, которой я жила. Я ведь не отвечала ни за что. И ни за кого. Я ведь в свое время даже работать пошла больше от скуки, как Чебурашка, который ищет друзей. Ничего и никогда в жизни я не делала и не решала самостоятельно. Кроме одного, когда еще в юности наперекор доводам мамы и папы наотрез отказалась ехать учиться в Киев, а поперлась поступать в Москву. Что ж, хоть одно решение за почти тридцать четыре года. В Киеве был ОН – моя первая и по большому счету единственная любовь, от которой я на самом деле чуть не сошла с ума. И учиться с ним в одном городе, даже находиться с ним на одной планете я не хотела и не могла. А Киев и Москва – планеты разные. Москва – это не город, это форма внеземной цивилизации, так что мой план удался.
28 
