с удовольствием перечитала 
69 
– Что? Опять? – побагровел Кирилл. – Никуда я не поеду. Пусть он убирается. Ты прислала мне эсэмэску! Просила вернуться.
– Что-о?! – задохнулась я.
– Что-о? – вытаращился Шувалов и с нескрываемым презрением посмотрел на меня.
– Это неправда!
– Да? – прищурился Кирилл. – Пожалуйста, я покажу. Вот!
– Где-где? – Я попыталась всмотреться в экран его телефона эконом-класса, но Шувалов вырвал у него из рук «Моторолу» и не без удовольствия зачитал:
– «Я была такой дурой! Прости, я все поняла. Приезжай скорее, ты мне нужен!»
– Не может быть, – я закрыла рот рукой. – Я не могла такого написать.
– Не надо. Не продолжай. Это твой номер, – тихо и уже как-то без злобы сказал Шувалов. Просто констатировал факт. Усталым голосом. – И, кстати, ты приехала на машине.
– И что? – не поняла я. Потом вздрогнула. Блин, машина!
– Глупо утверждать, что вы с ним не общаетесь, если ты ездишь на его машине. Кстати, странный драндулет. – Шувалов обернулся к Кириллу: – Могли бы купить жене машину и получше.
– Это не его машина, а моя, – устало выдохнула я.
Шувалов помолчал, пожал плечами и кивнул:
– Значит, ты соврала. Ты говорила, что машины у тебя нет. Ладно, я поехал. Счастливого дня. – Шувалов снова нацепил на свое лицо привычную непробиваемую маску. Холодный лед сковал сердце Кая, и его глаза смотрели на меня, не узнавая меня больше.
«Милый Кай! Я же Герда! И я не врала тебе, я люблю тебя. Это правда!» – хотелось закричать мне вслед. Но я только молча проводила его взглядом до его машины. Вот и все. Не стоило и мечтать, что все может быть иначе. В конце концов, если мужчина не склонен верить женщинам, такое все равно произойдет. Рано или поздно. А я буду вновь и вновь биться в паутине пустых обещаний и лжи, принимая только тех мужчин, которые не могут разбить моего сердца.
– Кирилл, правда, уезжай. Мне очень нужно побыть одной, – жалобно попросила я.
Кира заметно огорчился.
– Может, покормить тебя ужином?
– Только не это. Ни кусочка не смогу съесть. Давай в другой раз, – попросила я.
Кирилл вздохнул и отчалил восвояси. А я пошла домой.
Мысли путались, я ничего не понимала. Откуда взялся все-таки букет, если Кира действительно не дарил его? И это вполне логично, потому что, как я и говорила, Кирюша бы пошел и нарвал одуванчиков на бесплатном пустыре. Главное не подарок, главное – внимание. Основной закон его жизни. И он умеет делать потрясающие бесплатные подарки. И откуда взялась эсэмэска, если, конечно, не рассматривать всерьез (по крайней мере пока) медицинскую версию событий?
Я вошла в квартиру, устало сняла с ног туфли и плюхнулась на пуфик в прихожей.
– О, мам. Привет. Как дела? Как дядя Стас? – защебетала Ника.
– Какой он тебе, к черту, дядя! – не выдержала я.
– Что-то случилось? – нахмурилась Ника.
– Не твое дело! – сорвалась я. Плохо. Очень плохо! Непедагогично!
– Мам, расскажи. Может, я помогу.
– Себе помоги, а я сама справлюсь, – практически рыдала я. – И вообще! Вот скажи мне, ты сделала эту свою чертову математику?
– Мать, ты что? Откуда такое рвение?
– Сделала? Нет? Вот кто будет отвечать за это? А?
– Да. Дела. – Ника села рядом и положила руку мне на плечо.
Я затряслась в мелких рыданиях.
– Мать, не волнуйся. Как всегда, за все ответят большевики! Пойдем пить чай?
Знаете, я готова плюнуть в рожу тому, кто говорит, что от детей одни сплошные проблемы. Да, проблемы случаются. Но сколько бы у меня было проблем, если бы в тот вечер моего ребенка не оказалось бы дома! И я не сидела бы весь вечер на кухне, слушая ее рассказы об одноклассниках и театральной студии.
Я сидела у стола, привалившись к батарее, и слушала, слушала…
– Что-то я устала. Пойду-ка спать, – наконец сказала я.
– Это правильно, – кивнула Ника и довела меня до дивана. – Сон – лучшее лекарство. От всего. Выспишься и снова станешь похожа на человека.
– А если я не хочу? – уточнила я, забираясь под одеяло.
– Чего?
– Быть похожей на человека. Я хочу быть похожей, например, на облачко. Я хочу плыть куда-нибудь по небу и смотреть на землю сверху вниз. И пусть там, внизу, кто-нибудь посмотрит на меня и скажет, что я – облако, похожее на плюшевого мишку, – размечталась я. – Какой-нибудь ребенок. Маленький ребенок с розовым бантиком. Да.
Наутро я проснулась с серым цветом лица и невыносимой головной болью. Кто-то умеет красиво плакать и не иметь последствий этого по утрам. Я опухаю и становлюсь уродкой. Ну и, конечно, мигрень. Боль перепрыгивает с одной половины головы на другую, а при резких движениях спускается в затылок, где застревает на несколько часов. Я пью анальгин, запивая его раствором жаропонижающего. Я делаю это каждые три часа, но от этого мне становится только хуже. И вдобавок я не могу смотреть на яркий свет. Говорят, мигрень – болезнь аристократов. В таком случае я бы предпочла быть плебеем.
69 
