– А почему?
– Стошнит.
– Ой, нет. Надеюсь, что до этого не дойдет.
– Ладно, ничего страшного. До свадьбы заживет. Кстати, хочешь анекдот? Знаешь, что такое виагра плюс димедрол? – не к месту поинтересовался он.
Я в отупении попыталась представить это сочетание, но не смогла. Мозги не включались никак, да и вопрос, согласитесь, был дурацким.
– Ну?
– Любовь, похожая на сон! – окончательно развеселился Алексей. – Ты когда освободишься?
– Освобожусь? – Я перевела взгляд на коридор, ведущий в кухню. Кажется, откуда-то уже вылезли и принялись расхаживать по квартире Крис и второй голландец, Дени. Надеюсь, ни с кем из них я не успела переспать.
– Ну, разгрузишься немного когда?
– Я еще ничем даже не начала нагружаться, – огорчила Алексея я. – Мне еще надо обед готовить. Потом голландцев в аэропорт везти.
– А, но ты хоть помнишь, что мы договорились встретиться сегодня вечером? – посерьезнел он.
Черт, я ни хрена не помнила!
– Я помню, что мы встречаемся, но я не помню где.
– А мы еще и не договаривались, – снова рассмеялся Алексей.
Он явно ни о чем не знал. И мы с ним явно ни о чем плохом не говорили этой ночью, потому что его голос звенел от какого-то неожиданно прекрасного настроения. Почти счастья. Словно он накануне играл и выиграл миллион в казино, к примеру. Хотя мой Лешка никогда не играл ни в какие азартные игры.
Я вздохнула и призналась ему, что все-таки я слишком мало помню, чтобы поддерживать разговор на должном уровне. Я поинтересовалась, как они с девочками сходили в театр.
– Я же вчера тебе все рассказал в подробностях.
– Расскажи еще раз, – попросила я, присев на барный стул в кухне и прижавшись лбом к круглому железному шесту.
Лешка рассказывал, как они с девочками объелись в буфете бутербродов с красной икрой и колбасой, потому что, видите ли, им теперь приходится туго, их дома вкусненьким никто не кормит. Пожаловался, что в театре были очень неудобные места и на креслах совершенно невозможно было расслабиться. Когда он говорил «расслабиться», то, я знала, подразумевал «уснуть». А тут спать было совершенно невозможно, потому что голову некуда было приклонить, и оркестр играл так громко, что он бы все равно просыпался.
– Надо ходить в театр с берушами, – засмеялась я.
Я представила, как было бы здорово, если вчера мы все вместе сидели бы в этом зале, а я бы в шутку толкала Лешку в бок, чтобы он не храпел. А он бы исподтишка, в темноте, просовывал бы руку мне под платье, заставляя меня краснеть. Он всегда так делал в кинотеатрах во времена нашей юности. Ах, эти последние ряды сумеречных залов, где мы иногда так увлекались друг другом, что вообще не запоминали, о чем был фильм. Прямо как я вчера ночью (в смысле, что я ничего не помню). Но не с Лешей, к сожалению.
– Так когда ты приедешь из аэропорта? Во сколько у них самолет? – спросил Алексей.
– Не знаю. Кажется, после четырех. В половине пятого или около того.
– Хочешь, я встречу тебя в Шереметьево? – предложил он.
– Зачем? – опешила я. – И куда я дену свою машину?
– Тогда где?
– Может, после того, как я вернусь? Я бы бросила машину на паркинге, а ты бы встретил меня где-нибудь здесь, неподалеку. Слушай, а кто заберет девочек из школы? Ника? – совершенно случайно ляпнула я.
Даже не знаю, почему. Просто вся эта логистика, связанная с приведением и отведением наших дочек, была очень сложна. И все стало еще хуже с тех пор, как мы расстались. Мы постоянно путались, опаздывали, причем опаздывала теперь в основном я. И постоянно привлекали к этому делу то моих родителей, то Лешкиных, которым это все совершенно не нравилось. Но что поделать. И поскольку я отлично помнила, что вчера Лешка сказал мне, что вроде ему надо поговорить о заселении Ники, я вдруг неожиданно подумала, что он мог ее попросить заехать за детьми. Хотя я согласна, что, если вдуматься, это похоже на бред. С чего бы его любовнице встречать наших детей? Но… я просто ляпнула, а Лешка надолго замолчал. Потом вздохнул, откашлялся и спросил:
– То есть, я так понимаю, ты, моя дорогая, совершенно не помнишь ни слова из того, о чем мы с тобой вчера говорили?
– Ну почему… – заюлила я.
– Потому! – рявкнул он. – Впрочем, я и сам должен был догадаться. Ты была действительно малоадекватна. Несла какую-то чушь!
– Какую? Ну, ты можешь мне сказать, какую я несла чушь? Хоть намекнуть.
– Красота! Моя жена признавалась мне в любви, говорила, что жить без меня больше не может и что готова меня простить. А теперь выясняется, что все это было плодом ее пьяных бредней.