89 
– Сделала бы. Потому что я – дрянь. По жизни, понимаешь? Я – не ты, я плохая. Права была мать, и отца я сгубила, дура.
– Прекрати. Ты очень хорошая, правда. Ты такая, знаешь, как пантера. Красивая, но очень опасная просто. Но с тобой никто не сравнится.
– Ты ведь любишь меня, да? – спросила Лера Свету.
– Ну, конечно.
– А за что? Я же к тебе плохо отношусь.
– Ну, что ты несешь? – фыркнула Света.
– Да-да! Знаешь, как я вас с Костиком зову?
– Как?
– Смешарики! – продекламировала Лера, пьяно махая руками. – Это Гера придумал.
– Да? – Света хмыкнула. – А знаешь, как тебя Костя зовет?
– Как?
– Вобла разодетая.
– Да? Ну… тогда мы квиты, – Лера кивнула и уронила голову на стол.
В тот вечер Беня так и не приехал обратно, он уехал с Михаилом в Мытищи и там уснул на маленькой кушетке в проходной комнате, выполняющей функции гостиной. Бабушка с дедом метали друг на друга обеспокоенные взгляды, не зная, как это понимать и что вообще случилось с их прекрасным, непьющим, некурящим (предположительно) внуком.
– С девушкой поругался, – пояснил Михаил, не вдаваясь в подробности. Знать правду, конечно, дело хорошее, но только не в том возрасте, в котором находились его старенькие родители.
– Миш, я люблю тебя, – прошептала Ирма, прижимаясь к этому абсолютно уникальному мужчине, которого, как теперь она понимала, шанс найти – один на миллион.
– Любишь? – хмыкнул он. – Ну, тогда раздевайся, что ли.
– Фу, какая пошлость, – Ирма скривилась, но тут же с готовностью исполнила приказ.
Михаил несколько секунд смотрел не ее прекрасное, такое молодое, такое женственное тело, на упругую небольшую грудь, на плавную линию бедра, на смущенное, полыхающее румянцем лицо, а потом притянул ее к себе, замотал в одеяло, прижал к себе, прильнул губами к ее груди и прошептал:
– Как же мне везет-то по жизни. Я же просто счастливчик!
– Ты так считаешь? – улыбнулась Ирма, прижимаясь к нему всем телом.
* * *
Кончилось все достаточно неожиданно. Недели через две после вышеозначенных событий и длительной работы всех вовлеченных в эту историю людей переговоры между враждующими сторонами все-таки произошли. Беня согласился встретиться с матерью на нейтральной территории, для чего, как и всегда, был избран дом Дружининых. И хоть бабушка Ольга Ивановна ворчала себе под нос, что нечего засиживаться допоздна, мешая деточкам готовиться к учебе в школах-институтах, просидели до самой ночи, жарко споря с Беней. Даже Костя выступил против того, что Беня придумал, чтобы хоть как-то покарать свою преступную мать. А ведь Костя поначалу, как только узнал о том, что произошло, сказал, что эту «воблу разодетую» надо казнить на лобном месте, а потом, для верности, сжечь. И кол осиновый тоже не помешал бы.
Кстати, Светлане тоже досталось. Костя, когда узнал всю историю, пришел в ярость оттого, что его собственная жена Светлана, оказывается, умеет вот так, десятилетиями, хранить и носить в себе чужие секреты и не поделиться ими с любимым мужем. Это во всей истории огорчило его больше всего.
– Это была не моя тайна, – Света оправдывалась, как самый настоящий мушкетер. – И потом, раз я такая верная и надежная, разве это тебе самому не на руку?
– В смысле? – не понял муж.
– Это значит, что я могу и буду всегда хранить верность тем, кого люблю. А тебя я люблю больше всех! – сказала она и на всякий случай нежно его поцеловала. Костя моментально растаял и решил не лезть в бутылку, раз жена пребывает в таком чудесном, а главное, правильном настроении.
– А наши-то дети хоть мои? – спросил он как бы в шутку, но сам потихоньку, исподтишка внимательно исследовал внешние данные Олеськи и Кирюшки. Сказать, что это ему дало, трудно. Оба его чада были ужасно разными. Кирилл унаследовал от отца цвет глаз, волосы и, возможно, характер. Олеська вообще пошла во всем в мать, так что поди скажи. Не тест же делать, в самом деле!
Где-то в глубине души Костя совершенно точно знал, что его Светка так делать бы не стала. В душе (не в слух) признал, что она тогда поступила правильно. В какой-то степени. И вся ответственность за этот беспредел целиком и полностью ложится на Воблу.
* * *
Когда Лера и Беня встретились, впервые после скандала, на кухне у Дружининых (на стульях), они долго молчали и мялись, не зная, с чего начать. Лера первая выбросила белый флаг:
– Ты просто должен меня понять. Я так не могу больше. У меня никого, кроме тебя, нет. Это невозможно, – сказала она, стараясь не расплакаться.
89 
