Особенно,... 
139 
О Боже! Ну почему этот датский корабль не появился еще вчера?!
— Клянусь, ты сводишь меня с ума, — хрипло шепнул Джебаль, обняв ее за талию. — Никогда не видел такой красавицы, как ты…
Алекс молчала. Действие вина давно закончилось. Ее мутило, сердце бешено колотилось. А Джебаль уже прижимал ее к себе, и она чувствовала, как по животу елозит его напрягшаяся плоть. Тошнота подступила к самому горлу.
— Может, выпьешь вина? — предложил Джебаль, тиская ее.
— Нет. Я не голодна, — буркнула Алекс, ничего не соображая под его ласками, с ужасом понимая, что это свыше ее сил. Внезапно она отшатнулась и воскликнула: — Не трогай меня!
Джебаль, с помутившимся от страсти взглядом, был ошеломлен.
Бедняжка кинулась к двери, но вынуждена была остановиться: путь ей заступили два раба.
— Ты отвергаешь меня? — кинулся к ней Джебаль.
— Да! Я не могу отдаться тебе, Джебаль!
— Но ведь прошло уже два года, Зохара! Два проклятых года ты умудрялась водить меня за нос! — Принц кричал на весь дворец.
Слезы закапали из глаз Алекс.
— Но я не люблю тебя!
— А может, — процедил он, — мне следовало заставить любить меня силой?..
Она беззвучно зарыдала.
Потные руки грубо подняли ее подбородок. Полный похоти взгляд. Боже, какая гадость…
— Значит, ты и правда шпионка?
— Нет, — шевельнулись ее губы. Голоса не было.
Он жадно впился в эти губы, прижав Алекс к стене. Она едва не задохнулась, стараясь не отвечать на поцелуй, замирая от страха.
Он отшатнулся, ожег ее злобным взглядом — и со всей силы ударил по лицу. Алекс стукнулась затылком о стену, перед глазами поплыли разноцветные круги. То, что случилось потом, показалось чем-то вроде операции без наркоза.
Ворвавшись в свою комнату, Алекс с грохотом захлопнула дверь и накинула крючок. А потом застыла, прижавшись к двери спиной. Вроде бы с того момента, как ее призвал к себе Джебаль, прошло совсем немного времени. Но этого было предостаточно.
Колени подгибались. С каждым ударом сердца казалось, что в груди поворачивали кинжал. «Нет, — твердила она про себя. — Нет!» Открылась боковая дверь, и из каморки вышел Мурад. Раб тут же кинулся к ней, полный любви, сочувствия и горя.
— Алекс!
— Я хочу остаться одна! — закричала она.
— Нет, так нельзя. Позволь помочь тебе. Или хотя бы просто посидеть рядом!
Алекс покачала головой, чувствуя, что вот-вот сорвется, и хрипло приказала:
— Вон.
Мурад испугался. Он все еще не решался уйти.
— Вон!!! — взвизгнула она.
Раб вздрогнул, как от удара, и с каменным лицом удалился.
А она все стояла у двери. Устало опустив глаза, скользнула взглядом по вызывающе алому шелку. И вдруг с дикой яростью начала рвать его. В полной тишине был слышен только треск раздираемой материи. Алекс подавила глухое рыдание. Она не собиралась давать волю слезам. Она взрослая сильная женщина, у нее есть сила воли. И она сможет, непременно сможет пережить то, что случилось сегодня вечером, хотя бы потому, что очень скоро сбежит отсюда, чтобы никогда в жизни больше не видеть Джебаля. «И будь он проклят!»
Алекс показалось, что ее сейчас стошнит.
Так хочется содрать с себя всю кожу, чтобы почувствовать себя чистой.
— Александра.
Она застыла.
Блэкуэлл.
— Александра.
Она медленно подняла глаза.
Он подходил, внимательно глядя ей в лицо.
— Уходи! — Ее голос был больше похож на львиный рык. Меньше всего на свете хотела она видеть сейчас Ксавье. Она не выдержит его взгляда. Никогда не посмеет посмотреть ему в глаза.
— Александра.
— Нет! — Не поднимая глаз, она подняла руки, чтобы оттолкнуть его.
Он нежно взял ее за руки. Алекс затрепетала всем телом. У него были такие большие, сильные, горячие… властные руки! Он прижал ее ладони к своей груди. Она чувствовала, как бьется его сердце.
— Скажи, что он не посмел обидеть тебя, — наконец прошептал Блэкуэлл.
Не в силах вымолвить ни слова, она затрясла головой, упрямо глядя ему в грудь.
— Боже милостивый, да посмотри же ты на меня! — выпалил он.
Она взглянула ему в глаза.
— И зачем я позволил тебе пойти!..
У Алекс задрожали губы.
— Я… Там… — несвязно бормотала она, едва соображая, что происходит.
Он порывисто обнял ее. Высокий, стройный и сильный. Мощь, которой лучилось его тело, удивительным образом утешала, смягчала остроту боли и обиды, возвращала веру в себя, способность жить и мыслить.
— Расскажи мне все. Я должен знать. Потому что все равно убью его когда-нибудь.
139 
