Глава 20

Маловероятное влечение

Джорджи весело напевала себе под нос, заканчивая украшать комнату к Рождеству. Лизи стояла чуть поодаль, наблюдая за своей улыбающейся сестрой, суетившейся у каминной полки, покрытой золотой и серебряной тканью и еловыми ветками. Это красиво, отрешенно подумала Лизи, но она не могла проникнуться духом праздника. Это было просто невозможно.

Они переехали в Вест-Энд, в Лондон, осенью. Джорджина почти не бывала в городском доме Элеонор на Белгрейв-сквер. Она проводила все дни в книжных магазинах, музеях, картинных галереях и на многих публичных дебатах, о которых писали в «Лондон таймс». Лизи была рада, что ее сестра так хорошо приспособилась. Джорджи попала в настоящий водоворот социального действия, и ей нравилось жить в городе.

Лизи не могла так легко приспособиться.

Она и Джорджина, покинув Уиклоу тем ужасным летом, поехали прямо в Глен-Берри. К счастью, Элеонор лишь посмотрела на сестер и приняла их с распростертыми объятиями; Лизи кое-как объяснила Элеонор свое затруднительное положение, в то же время моля ее о прощении.

— Ты мне очень нравишься, Элизабет, — мягко сказала Элеонор. — И сейчас я думаю, было ли мое решение, которое я тогда приняла, правильным.

Они переехали в Лондон незадолго до того, как Тайрел вернулся в Уиклоу со своей невестой. Зная заранее, что он вернется в октябре, Элеонор решила перебраться с семьей в лондонский дом. Она думала, что для Лизи нахождение в такой близости к нему будет невыносимо, поскольку Глен-Берри располагалось всего лишь в двух часах от Уиклоу. Лизи не возражала. Жизнь рядом с Нэдом и Тайрелом только продлит ее горе.

Они узнали о том, что свадьба Тайрела откладывается, только когда провели несколько недель в городе. Лизи удивилась, услышав, что он не женился на Бланш. Очевидно, невеста заболела; брачная церемония планировалась в мае.

Лизи не хотела слишком много об этом думать, поскольку иначе начала бы глупо надеяться на то, что эта отсрочка как-то связана с ней. Более четырех месяцев прошло с тех пор, как она покинула его и их сына, и, если бы у него было к ней хоть какое-то чувство привязанности, разумеется, она услышала бы о нем. Но она не слышала. Письмо, которое она ему послала, говорило о многом; ему было все равно.

Несмотря на все старания Лизи, ее горе было подобно огромной и тяжелой ноше, которую она не могла скинуть. И время не залечило рану, нанесенную разлукой с Нэдом. Иногда она скучала по своему маленькому мальчику больше, чем по Тайрелу. Оставить Тайрела и Нэда было самым нелегким поступком в ее жизни, но Нэд принадлежал Тайрелу, а Тайрел — женщине, которая скоро станет его женой.

Лизи каждый день запрещала себе думать о нем. Она сосредотачивалась на любых доступных заданиях, будь то присоединиться к тете за чаем, сходить с Джорджи в магазин или позаботиться о больных пациентах в госпитале Святой Анны, но все было напрасно. Воспоминания приходили к ней неожиданно, а с ними горе поднималось вновь. В самый разгар прогулки в парке она вспоминала какое-нибудь слово, прикосновение, взгляд.

  120