26 
– Добрый день. Мне надо поговорить с Виталием Минкиным.
– Я слушаю вас.
– Моя фамилия Бескровная. Вам это о чем-нибудь говорит?
– Нет…
– А фамилия… Шубин?
Минкин онемел. Он не отключил телефон, он явно слышал дыхание своей собеседницы, но не мог проронить ни слова.
– Вы же знали, что мы вычислим вас, как вы сами изволили выразиться. Вы, Виталий, слишком известная личность в городе, да к тому же еще и внешне очень яркая, чтобы вас не разыскать.
– Но как вы тогда догадались, что я имею отношение к стоматологии?
– Интуиция. Я предположила, что вы «ассириец», а в нашем городе многие «ассирийцы» работают в стоматологии.
– Но вы ошиблись. Я не ассириец, а еврей. Но с интуицией у вас все в порядке.
– Судя по тому, что вы так спокойно разговариваете, вы сейчас один. Может, тогда лучше встретимся? Я подъеду, вы только скажите, куда.
– Встретиться мы, конечно, можем. Но только я ничего вам не расскажу. Меня повесят.
– Вы преувеличиваете…
– Почему вы так думаете?
– Да потому что сегодня вы почему-то не нервничаете. Я бы и хотела как раз поговорить на эту тему. Такое впечатление, словно тогда вы чего-то боялись, а сейчас – уже нет. Неужели заказчик мертв?
– Да бог с вами! Что такое вы говорите?! Он жив и здоров… Но говорить с вами я не могу.
– А я не советую вам откладывать нашу встречу. Ведь убита молодая женщина, понимаете? При загадочных обстоятельствах. Вы уже наследили, по сути, вас уже можно арестовывать…
– Стоп…
– Нет, это вы выслушайте меня до конца. Да, мы частное сыскное агентство, да, мы получили от вас деньги, но мы же не можем преступать закон…
Она уже чувствовала, что говорила с человеком, совершенно не искушенным в подобных вопросах, а потому на него можно было давить до тех самых пор, пока он наконец не сдастся и не согласится встретиться и раскрыть карты.
– А кто преступает закон? – заволновался вдруг он. – И с какой стати меня кто-то арестует? Я же сам пришел к вам и поручил дело…
– Может, и заказчика-то никакого не было и вы решили узнать, кто убил вашу подружку? Понятно, что не вы, но вы же не хотите помочь следствию. Мы ничего не знаем о Ларисе Ивановой, а вы, ее друг, знакомый или приятель, а может быть, жених или брат, отказываетесь предоставить нам какую-либо информацию о ней. С кем она общалась, были ли у нее враги, где она работала в последнее время?.. Вопросов много, и нам не хотелось бы без вашего ведома выходить на тех ее знакомых, которые рано или поздно рассказали бы нам о вас…
– Да я не был знаком с ней!
– Тогда выдавайте заказчика. Итак, где мы встретимся?
– Где скажете, – услышала Таня убитый голос. – Я так и знал, что это хорошим не кончится…
Они договорились встретиться в том же сквере, откуда звонила Таня, благо Минкин во время их разговора находился в летнем кафе, находившемся неподалеку от его клиники и того сквера.
На этот раз красавец-протезист был в прекрасно сшитом костюме светло-оливкового цвета и белоснежной сорочке. Он был без галстука, и в расстегнутом вороте рубашки на груди виднелась густая кудрявая черная шерсть, среди завитков которой сверкали звенья затейливой крупной золотой цепи. Массивная золотая цепь украшала и верхнюю часть брюк – то была цепь от карманных часов.
– Только не обижайтесь, Виталий Григорьевич, – Таня поднялась навстречу и протянула ему руку, – но вы сейчас похожи на украшенную золотыми безделушками рождественскую елку.
– А я и не обижаюсь, потому что все делаю для этого… Я очень люблю золото, и когда-нибудь меня непременно ограбят, прямо на улице. Но не ходить же с телохранителем?! Я лучше на эти деньги куплю еще какие-нибудь золотые часы или браслет…
– Вы – очень красивый мужчина. Вам этого никто прежде не говорил?
– Говорили, наверное… – Он порозовел, и Тане захотелось почему-то ущипнуть его. Странное желание, странное чувство удовлетворения. Она сидела на скамейке с Минкиным, с человеком, через которого они легко (в этом она нисколько не сомневалась) выйдут на основного заказчика, и следствие пойдет как по накатанной дорожке. – Вы тоже красивая девушка. Вот только непонятно, почему вы занимаетесь таким опасным делом. Вот я лично – признаюсь сразу – трус. В самом прямом смысле этого слова. Я много чего боюсь в этой жизни. Особенно боли. А еще – бандитов. Поэтому, наверное, так и не занялся никаким бизнесом. Всю жизнь рассчитываю лишь на свои руки. Я научился делать отличные зубные протезы и счастлив, что мне за это хорошо платят. И я не хочу быть хозяином, к примеру, нашей клиники. Мне это ни к чему. Я – не боец.
26 
