25 
В кабинете Наташа молча подошла к окну, распахнула створки, жадно вдохнула порцию утреннего, не насыщенного еще жарой ветра. Влетевшие вместе с ветром тополиные пушинки заплясали, заметались перед глазами, потом порскнули к потолку, осваиваясь в новом пространстве.
– Вам нравится июньский тополиный пух, Наташа? Я правильно поняла? Всем остальным не нравится, а вам нравится?
Ого! А голос у девушки Анны какой… значительный. Немного низковат, но ей идет. И про пух спросила как-то по-особенному, словно пригласила поделиться сокровенной тайной. Нет, не проста ты, девушка Анна, не проста. Только что же мы с тобой тут вместе, в одном пространстве, будем делать?
– Вы знаете, Наташа, я тоже, кстати, не люблю навязанного общества. И тоже предпочитаю одиночество. Так что не стесняйтесь состояния вашего неуютия по отношению ко мне. Я понимаю.
Так. Это уже совсем интересно. Стало быть, девушка Анна умеет чужие мысли читать? Вон, про «неуютие» прямо в точку попала. Не в бровь, а в глаз. Действительно, ее лихорадит слегка. И лихорадит вовсе не от потери территориального кабинетного комфорта, а от самой Анны. Никак не отпускает поселившееся внутри странное напряжение, будто идут от этой красивой девушки в ее сторону гипнотические тревожные флюиды, непонятные и пугающие. И потому, когда в раскрытую дверь просунулась Танькина интеллигентно-разухабистая мордашка, она рванула ей навстречу, будто родную маму после разлуки увидела.
– Тань, заходи! Чего ты за дверью жмешься? Познакомься, это Анна, ее приняли вторым помощником директора.
– Здрасте… – смешно поджав губки, быстро присела Танька, изобразив что-то вроде книксена. – Добро пожаловать, значица, в наш прибабахнутый серпентарий? – И тут же снова обернулась к Наташе: – Петрова, ты чё такая бледная? Рожу попудрить с утра забыла? Пойдем покурим! Давай-давай, шевели помидорами! – И, снова обращаясь к Анне, торопливо пояснила: – Я уведу Наталью на пять минут, хорошо? А то Ленка, наша вреднопривычная подельница, уже в курилке ждет!
Анна на Танькино приветствие ответила лишь едва заметным кивком и усмехнулась слегка, окинув ее быстрым взглядом. Будто сфотографировала походя, как местную никчемную достопримечательность. И впрямь, Танька со своим дурным сленгом ну очень смешно выглядела! Не вписывались в ее приятную интеллигентскую ухоженность все эти нарочито хамские «рожи» и «помидоры». И Анна наверняка это заметила. Хотя – какая ей, собственно, разница, что там Анна о Таньке подумает? Почему она этим обстоятельством должна быть обеспокоена? Да пусть хоть что думает, ей все равно…
– Ну и как вам эта новенькая? – полюбопытствовала Лена, красиво держа прикуренную сигарету у щеки. – Какая она из себя? Я еще не видела…
– Да так себе… – быстро пожала плечиком Танька, – обыкновенная фуфлометчица.
– Почему – фуфлометчица? Она очень красивая девушка! – заступилась за Анну Наташа, поймав себя на некоторой даже горячности. – Тебя, Танька, послушать, так все кругом хуже тебя, одна ты красавица. Я понимаю, что все женщины с модельной внешностью для тебя уже по определению фуфлометчицы, но нельзя же быть такой откровенно необъективной!
– Я? Это я – необъективная? Да что ты в ней красивого-то нашла, в этой новенькой? Длинная, худая, черная, как ворона!
– Ну да. Маленькой, пухленькой и розовой быть куда как приятнее. Я понимаю, – хохотнула Лена, коротко переглянувшись с Наташей. И тут же приобняла Таньку за плечо, проговорив примирительно: – Не обижайся, ты чего? Ты у нас тоже красавица, только нестандартная! А мужики нестандартных больше любят!
– Нет, девочки, эта Анна и впрямь красивая… Тут уж не прибавишь, не убавишь, – задумчиво протянула Наташа, стряхивая с сигареты пепел, – одни глаза чего стоят! Яркие, зеленые и волосы иссиня-черные… Очень редкое сочетание признаков женской привлекательности! Зелень и чернота. Как изумруд в старинном серебре.
– Да уж! Редкое! – презрительно фыркнула Танька. – Да ты оглянись на улице, посмотри повнимательнее! Куда ни плюнешь, в это редкое сочетание и попадешь! На башке краска, в глазах разноцветные линзы-стекляшки, вот тебе и все отличительные признаки!
– Нет, Танька. У Анны все свое, природное, это же сразу видно. Она и впрямь очень красивая…
– Ну, я не знаю! Если она и красивая, как ты говоришь, то как-то… неправильно, что ли… Неестественно как-то. Будто она только-только с картины сошла. Причем пьяной рукой художника нарисованной. Такую красоту можно только в голове и нафантазировать.
25 
