50 
Дерек уснул, а одна санитарка села за стол рядом с Томасом. Ее звали Кэти. Томас любил Кэти. Она старше Джулии, но младше, чем у людей бывают мамы. Она красивая. Не такая красивая, как Джулия, но все равно. У нее красивый голос, и ей не страшно смотреть в глаза. Она взяла Томаса за руку и спросила, как он. Он сказал – хорошо. Но на самом деле ему было совсем не хорошо. Она догадалась. И стала с ним разговаривать. И Томасу стало лучше. От того, что они Общались.
Она рассказала про Мэри. Чтобы он на Мэри не сердился. И от этого Томасу стало еще лучше.
– Мэри очень несчастная, Томас. Она одно время жила в большом мире, в пансионате для выздоравливающих, даже немного работала и сама зарабатывала на жизнь. Она очень старалась быть как все, но ничего не выходило. Ей пришлось нелегко, и в конце концов ее снова поместили в интернат. Она и сама, наверно, жалеет, что обидела Дерека. Просто она очень собой недовольна, вот и хочет доказать себе, что не такая уж она ущербная – есть люди ущербнее ее.
– Я тоже однажды живу.., жил в большом мире.
– Знаю, голубчик.
– С папой. А потом с сестрой. И с Бобби.
– Тебе там понравилось?
– Иногда.., было страшно. А с Джулией и Бобби… тогда понравилось.
Дерек посапывал в кровати. Настал уже совсем вечер. Небо затянули тучи-кучи.
В комнате всюду тени. Горит только настольная лампа. При этом свете Кэти такая красивая. У нее кожа прямо как розовый атлас. Томас знал, что такое атлас – у Джулии когда-то было атласное платье.
Томас и Кэти помолчали. Потом Томас сказал:
– Иногда бывает трудно.
Кэти положила руку ему на голову. Погладила по волосам.
– Я знаю, Томас, знаю.
Она добрая. А Томас почему-то взял и заплакал. Непонятно: она добрая, а он плачет. Может, потому и плачет, что она добрая.
Кэти подвинула кресло поближе. Томас наклонился к ней. Она его обняла. А он плакал и плакал. Не горько-прегорько, как Дерек. Тихо. Но остановиться не мог. Хоть и старался. Плачет, как глупый. А глупым быть так не хочется.
– Не хочу быть глупым, – выговорил он сквозь слезы.
– Ты не глупый, голубчик.
– Нет, глупый. Так не хочу, а по-другому не получается. Стараюсь забыть, что глупый, и не получается, потому что глупый. А другие – нет. Они живут в большом мире, каждый день живут, а я не живу в большом мире и не хочу. Говорю, что не хочу, а все равно хочу.
Томас никогда так много не говорил. Он и сам удивился. Удивился и огорчился: он так хотел рассказать Кэти, как тяжело быть глупым, как тяжело бояться большого мира, – и ничего не получилось. Не нашел слов. Так эта тяжесть в нем и осталась.
– Время. Кто глупый, кто не из большого мира, у него много времени. На все много времени. Но его мало. Не хватает научиться не бояться. А мне надо научиться не бояться, тогда я смогу вернуться к Джулии и Бобби. Я хочу к ним, а то не останется времени. Его много, но его мало. Я говорю, как глупый, да?
– Нет, Томас, это не глупости. Томас так и сидел, прижавшись к Кэти. Ему нравилось, когда его обнимают.
– Понимаешь, – сказала Кэти, – жизнь для всех бывает нелегкой. Даже для умных. Даже для самых умных.
Томас одной рукой вытер слезы.
– Правда? Для тебя тоже?
– Случается. Но я верю в Бога, Томас. В том, что мы пришли в этот мир, есть Его промысел. Всякая трудность на нашем пути – это испытание. И чем успешнее мы его преодолеем, тем лучше для нас.
Томас взглянул ей в лицо. Какие добрые глаза. Красивые глаза. Любящие. Как у Джулии и у Бобби.
– Бог сделал меня глупым – это тоже испытание?
– Ты не глупый. Вернее, не во всем глупый. Не надо так себя называть. Пусть ты в чем-то и не дотягиваешь, но это не твоя вина. Просто ты не такой, как другие. В том и состоит твое испытание, что ты.., не такой. Но держишься ты стойко.
– Правда?
– Просто отлично держишься. Сам посуди. Ты не ожесточился, не хнычешь. Тянешься к людям.
– Да. Я Общаюсь.
Кэти улыбнулась и утерла ему лицо салфеткой.
– Мало кто из умных может похвастаться, что переносит испытания так мужественно. А кое-кто из них тебе и в подметки не годится.
Томас поверил и обрадовался. Он только не очень поверил, что умным тоже нелегко живется.
Кэти еще немного посидела. Убедилась, что все в порядке. И ушла.
Дерек все посапывал. Томас остался за столом. Опять принялся за "стихи".
Поработал-поработал, а потом подошел к окну. Капал дождик. По стеклу бежали струйки. Вечер кончался. Скоро – вслед за дождем – будет ночь.
50 
