32 
– Ты?.. – вскрикнул парень. – Ты почему, плеть, не на месте? Я тебя должен искать?.. Ты нибизьзи́, докладывай, Ванчук нашел свои ключи?.. Мои – со мной, мои – всегда со мной, ты за меня не бзи; Ванчук свои – нашел?..
Гера с досадой обернулся. То хмуро головой кивая, то ласково подмигивая робкой подруге, парень с презрительной ухмылкой слушал мобильник, перебирая пальцами ключи, висящие на шее. Гера глядел ему прямо в глаза с вежливой укоризной, но его взгляд не задел парня и даже не был им замечен, как если б Гера промахнулся.
– …Он что, ахье́л совсем?.. Ты передай, что он уволен, понял, плеть! Я и тебя уволю, если ты, плеть, еще хоть раз такого мне подсунешь, как этот йо́ммный Ванчук!..
Гера отвернулся и, облокотясь о столик, зажал руками уши. Везде одно, подумал он со злобой и с острой жалостью к себе; во всех московских кабаках, теперь в Пытавине и, если вспомнить, даже в Суздале, где они с Таней, нагулявшись, счастливые, сидели в ресторане, и тоже вечерело, и дивный, медный снег был за окном, и весело, томительно гудели за окном колокола – и даже там, в том тихом ресторане, какие-то козлы орали по своим мобилам; они везде орут, при всякой тишине и при любых колоколах – не из нужды орут, не в спешке, а, говоря их языком, лишь бы пойопыватъся перед своими перепуганными козами, покрасоваться крутизной…
– …Ты, плеть, зачем меня перебиваешь? Я разрешил тебе перебивать? Ты слушай, плеть. Руслан к утру пригонит восемь фур, плеть, фибропеноблока… Как, не пригонит?.. Как, звонил? И ты мне, плеть, ни слова не сказал? Koxxépa, я не понимаю!.. Ы́птоемыть!.. Нет, это ты меня послушай! Я говорю, а ты молчи, или отправлю на́хыи и навсегда! Ты слушай, слушай, тоимы́ть, сюда. Если мне кто звонит, тоймы́ть, ты должен, йо́птую, немедленно докладывать… Так, хватит, ниипи́ мне мозг! Что он конкретно говорил? Где фуры, плеть?.. Он что, он апезьнел совсем?
Мужчина в дальнем углу зала пил пиво с той же ленивою размеренностью, как будто и не слышал ничего. И женщина его не просыпалась. Женщины с тортом и шампанским продолжали перешептываться, не поднимая голов, не повышая голоса. Подошла официантка, и Гера дал ей двести двадцать рублей десятками, попросив добавить еще сто граммов водки. Пробормотав «хватит тебе», официантка сгребла деньги, сорок рублей оставила на скатерти и вернулась за стойку. Парень за спиной молчал и, слушая мобильник, сопел, будто во сне.
– …Так, я все понял, – заорал он, словно бы проснувшись. – Звони ему! Предупреди: я стрелку забивать не буду, на счетчик ставить, плеть, не буду; я соберу простое человеческое совещание и доложу инвесторам, какое он гывно, и пусть он после не со мной, а с ними разбирается… Так и скажи: гывно. И не простое – ахьенное гывно! Все!
Гера угрюмо обернулся. На этот раз парень поймал его взгляд. Сунул мобильник в карман штанов с лампасами, глядя Гере в глаза, сделал долгий и шумный глоток вина из фужера. И, наконец, сказал спокойно:
– Я дико извиняюсь. Есть вопросы?
– Нет. Уже нет, – ответил Гера.
– По-моему, есть. Ты говори, какие у тебя вопросы.
Гера сказал негромко:
– Мы здесь не в вашем офисе.
– Понятно, что не в офисе, – сказал, подумав, парень. – Я дико извиняюсь, но я не понимаю: в чем вопрос?
– Я же сказал, уже ни в чем, – ответил Гера. – Но нам здесь всем нет дела до ваших дел.
– Ясное дело, что нет дела, – ответил удивленно парень. – Но я опять не понимаю: в чем вопрос? Я что, кому-то тут мешаю?
Гера невольно огляделся, ища поддержки. Но женщины, прервав свой шепот, глядели на него настороженно и недовольно, как если б это он нарушил их покой. Мужик в дальнем углу глядел на него неодобрительно. И спутница мужика, проснувшись, тоже глядела на него с тяжелым, сонным недоумением.
– Я просто думаю, не стоит разговаривать в кафе по телефону… или в других местах, где люди… Где все хотят спокойно посидеть, поговорить, подумать…
Парень нахмурился и переспросил:
– То есть нельзя, плеть, в кабаке поговорить по телефону?
– Наверно, можно… но не нужно, – поморщился Гера, ничего уже так не желая, как прекратить весь этот разговор.
– Кто ты такой, плеть, чтобы запрещать нам говорить по телефону?
– Я и не запрещаю, – отмахнулся Гера.
– А ты попробуй запрети. И сразу тебе, йоптую, нечем будет запрещать… Не любишь, если говорят по телефону, – сам и не говори.
– А я и не говорю.
– Вот и не говори, а нас учить, йоптоемать, не надо. Ты понял, плеть?
32 
