Тот самый слон, которого он видел раньше, только теперь с крупа его свисали на проводе габаритные огни.
– Что это значит? – крикнул Ченнайя погонщику.
И погонщик прокричал в ответ:
– Не хочется, чтобы кто-нибудь врезался в нас по темному времени, – тут же ни одного фонаря нет!
Ченнайя откинул голову и захохотал; ничего смешнее он в жизни не видел – слон с габаритными огнями.
– Не заплатили они мне, – пожаловался погонщик.
Он уже привязал слона к торчавшему на обочине дороги столбу и теперь разговаривал с Ченнайей. У погонщика было немного арахиса, однако есть в одиночку ему не хотелось, вот он и рад был поделиться орехами с Ченнайей.
– Наняли, чтобы я покатал их малыша, и не заплатили. Видел бы ты их – пьянствуют с утра до вечера. А мне даже пятидесяти рупий, я больше-то и не просил, не дали.
Он похлопал слона по боку:
– И это после всего, что сделал для них Рани…
– Так устроен мир, – сказал Ченнайя.
– Поганый, выходит, мир, – отозвался, жуя орехи, погонщик. – Совсем поганый. – И он снова прихлопнул слона по боку.
Ченнайя поднял взгляд вверх. Слон косился на него темновато поблескивавшими глазами, точно на них выступили слезы. Он словно хотел сказать, вторя погонщику: «Неправильно тут все устроено».
Погонщик мочился на стену, глядя в небо, изогнув дугой спину и вздыхая с таким облегчением, словно большего счастья он за весь этот день не испытал.
А Ченнайя все вглядывался в грустные, влажные глаза слона. И думал: «Прости, что я обругал твоего брата, когда он потерся хоботом о мою тележку».
Погонщик стоял у стены, глядя, как Ченнайя разговаривает со слоном, и в нем разрастались опасливые предчувствия.
На другой стороне улицы, у торговавшей мороженым лавки, двое мальчишек облизывали эскимо, глазея на Ченнайю. Он лежал в своей тележке – на спине, смертельно уставший после целого дня работы.
«Не видели меня никогда, что ли?» – хотелось ему крикнуть, покрыв голосом шум движения. В животе у него урчало, он устал, проголодался, а обеда, который юноша-тамил вынесет возчикам из магазина мистера Ганеша Паи, оставалось ждать еще целый час.
Один из мальчишек отвернулся – точно гнев, горевший в глазах возчика, стал для него осязаемым; но другой, толстый, светлокожий, продолжал безразлично пялиться на Ченнайю, водя языком вверх и вниз по мороженому.
«Неужели у тебя нет никакого стыда, никакого понятия о достоинстве, а, жирный мудак?»
Ченнайя отвернулся от мальчишек и, чтобы успокоить нервы, заговорил вслух. На глаза ему попалась лежавшая в тележке ржавая пила. Что мешает мне, громко спросил он, перейти через улицу и искромсать мальчишку в лоскуты?
И от одной этой мысли Ченнайя почувствовал себя могучим человеком.
Чей-то палец постучал его по плечу. Если это жирный долбоеб, я его пополам распилю, клянусь Богом.
Но, обернувшись, он увидел юношу-тамила.
– Твой черед, Ченнайя.
Он подъехал к входу в магазин, и юноша вручил ему небольшой сверток из газетной бумаги, обвязанный белой веревочкой.
– Поедешь туда же, куда отвозил столик розового дерева. В дом миссис Инженер. Мы забыли послать ей подарок, и теперь она жалуется.
– О нет, – застонал Ченнайя. – Она же совсем чаевых не дает. Манда каких мало.
– Надо ехать, Ченнайя. Твой черед.
Ехал он без всякой спешки. И, останавливаясь на перекрестках, все оглядывался на валявшуюся в тележке пилу.
Миссис Инженер сама открыла ему дверь и велела подождать снаружи, сказав, что разговаривает по телефону.
– Еда, которую подают в «Львином клубе», так полнит, – услышал он сквозь дверь. – Я за последний год десять кило прибавила.
Ченнайя быстро огляделся вокруг. Ни одного огонька по соседству видно не было. За домом торчала какая-то хибарка, ночного сторожа, наверное, но и в ней свет не горел.
Он схватил пилу, вошел в дом. Хозяйка стояла спиной к нему, между ее блузкой и юбкой виднелась полоска белого тела. Ченнайя почувствовал запах ее духов. И подошел поближе.
Она обернулась, прикрыла трубку ладонью:
– Не сюда, идиот! Положи подарок на пол и убирайся!
Ченнайя в замешательстве замер.
– На пол! – взвизгнула она. – И вон отсюда!
Ченнайя кивнул, уронил пилу на пол и выскочил из дома.
– Эй! Не оставляй ее здесь! Боже!
Он снова вбежал в дом, схватил пилу, выбежал наружу, низко пригнувшись, чтобы не удариться о ветки дерева ним. Бросил пилу в тележку, пила громко лязгнула. Подарок… где же он? Ченнайя схватил подарок, вбежал в дом, опустил сверток на пол и захлопнул за собой дверь.