27 
Вот Бима захватил поток, говорит она. Захватил Бима? — спрашиваю я. Да, захватил Бима, говорит она. Я вовремя удержался, чтобы не сказать «понимаю», на самом деле я ведь не понял, я бы солгал, если бы сказал «понимаю». А кто такой Бим? — спрашиваю я. — Он лошадь? Если он лошадь, я готов усомниться в правильности этого высказывания. С лошадьми этого не бывает, уносит людей; вот если Бим не лошадь, тогда, конечно, другое дело, если только он не собака или другое какое-то животное. Бим не лошадь, говорит она. Если бы он был лошадью! Бим — это мой брат, так что можешь мне поверить, что его захватило и понесло в потоке. Так, значит, Бима понесло? — снова спрашиваю я. Бима уже давно уносит. Понимаю, говорю я. Это — ложь, но я чувствую, что как раз тут маленькая ложь вполне уместна и даже необходима, таковы условности общения, они требуют, чтобы я произнес именно это для поддержания разговора и поддержания возникших отношений; я должен был погладить по шерстке, вот я и сказал, что понимаю, хотя на самом деле из того, что она говорила, ничего невозможно было понять; я знаю только то, что Бим не лошадь, а ее брат и что его захватило и унесло потоком.
Я повез ее домой на машине. Ей давно уже пора было быть дома, но, пока я спал на диване и пока очухивался, она из-за меня пропустила свой автобус, так что самое меньшее, что я мог сделать, — это хотя бы отвезти ее домой. Ей надо скорее домой к Биму. Бим ждет. Вообще-то, мне некогда, я все время помню, что дома меня ждет Финляндия; Финляндия с нетерпением ждет, чтобы я наконец вернулся и снова занялся ею, принял бы ее в свои любящие объятия, думаю я, ведь время так и бежит, дни проносятся стремительным потоком, а информация о Финляндии все еще не появилась на свет; надо подхлестнуть себя, думаю я, ведь я терпеть не могу авралы, я люблю работать в хорошем ровном темпе, выдавая по нескольку страниц в день, равномерно и добросовестно, то есть работать методично, а авралы — это работа на и: и юс, при авральной работе ты тонешь в пучине, провались она ко всем чертям, авральная работа. Между тем мы уже приехали в один из городов-спутников рядом с Осло, и я остался сидеть в машине, дожидаясь, пока она сбегает наверх в квартиру проверить, дома ли Бим. На всякий случай она попросила меня подождать, предчувствуя, что Бим не стал ее дожидаться и отправился шататься по улицам и теперь он может быть где угодно. Я понял, что они живут вдвоем. Бим и она. Надо будет спросить у нее, как ее зовут; надо не забыть спросить об этом. Они остались без родителей, так она сказала, но «остались без родителей» можно понимать по-всякому: может быть, родители куда-то уехали, например на Канарские острова, или они психически больны, или спились, по в данном случае это означает, что они умерли, то есть оставили детей самым бесповоротным образом, думаю я, вероятно, и самым чистым, потому что если уж ты мертв, так, значит, мертв, тебя нигде нельзя встретить, с тобой никак нельзя связаться, ты недоступен в самом окончательном смысле, то есть тут вообще не о чем говорить, смерть окончательна в самом бесповоротном смысле, она — хозяин-барин, и она так соблазнительно легко протекает мимо нас, смерть — сама текучесть, и она пугает меня больше, чем что бы то ни было, больше, чем даже вода, потому что вода — это одновременно и жизнь и смерть, и я боюсь и того и другого, ведь они одинаково текучи, так что ее родители умерли, а смерть — хозяин-барин, и в каком-то смысле ты тоже станешь хозяин-барин, когда умрешь.
Бима нет дома. Она спускается ко мне и говорит, что Бима нет дома, и спрашивает, не мог бы я поехать с ней поискать его. Поискать Бима? Ну что ж, почему бы не поискать! Вот только моя брошюра! — думаю я. Я как раз взялся за один текст, говорю я, и немного зашиваюсь с работой. Какой текст? — спрашивает она, и я говорю, что работаю над текстом о Финляндии; я сказал именно «текст», потому что это оставляет вопрос открытым; «текст» звучит хорошо:
я пишу текст о Финляндии, но, ясное дело, раз Бим куда-то подевался, то надо искать Бима, а Финляндия никуда не денется, Финляндия в лес не убежит; кстати, отмечаю я про себя, делаю заметку на память, это тоже одно из свойств, присущих Финляндии, — Финляндия не подведет, она всегда там, где ты ожидаешь ее найти, она никуда не убежит, а спокойно стоит на своем месте, полагаясь на милость тектонических плит под земной корой; в сущности, в этом она ничем не отличается от всякой другой страны, но все же пребывает в относительном покое, она никуда не плывет, такое качество само по себе уже делает ее достаточно притягательной для путешественников, думаю я; и в то время как меня несет течение, и Бима, и многих других несет течение, Финляндия не плывет. «Посетите страну, которая никуда не уплывет» — такие слова можно бы написать на плакатах, выставленных в витринах туристических бюро. «Посетите страну, которая пребывает в покое». А вот Бим в покое не пребывает, и его надо разыскать, и я размышляю про себя, что никому не будет большого вреда, если я потрачу немного времени, чтобы помочь его сестре в поисках брата, помочь сестре, имени которой я даже не знаю. Кстати, как тебя зовут? — спрашиваю я. И она говорит мне, как ее зовут, только берет с меня обещание, что я больше никому не скажу, потому что она не хочет растрезвонить об этом на весь свет, чтобы каждый встречный-поперечныи знал ее имя; по-моему, это неплохо, поскольку тоже своего рода принцип; мне нравится, когда у человека есть свои принципы; теперь я узнал, как ее зовут, но я обещал, что никому этого не скажу, могу только сказать, что у нее красивое имя. Мы объезжаем окрестности здешнего торгового центра, где находится почта, парикмахерская, продовольственный магазин и киоск — словом, все, что обычно можно найти в любом торговом центре нашей страны, но Бима нигде не видно, и его сестра, то есть она — надо придумать, как мне ее теперь называть, назову-ка я ее просто Сестрой, вот и вся недолга, — так вот Сестра подозревает, что он уехал па электричке в город и шатается там один шш н компании со своими дружками, с нехорошими дружками, которые, по ее словам — по словам Сестры, — сбивают его с толку и внушают ему всякие глупости, а он плывет по течению, причем явно не в том направлении, Сестре это не нравится, но она вынуждена пока скрепя сердце мириться: попробуй помешай брату, да вообще любому человеку, делать то, что он хочет, вряд ли из этого выйдет толк, потому что каждый движется туда, куда его тянет; а уж куда его занесет нелегкая, к чему прибьет, никогда не известно; так что, нравится нам это или не нравится, жизнь нас не спрашивает и все поворачивает по-своему, и, сколько ни бейся, она всегда найдет лазейку, как нас обмануть и повернуть дело по-своему, чтобы мы пошли
27 
