Особенно,... 
58 
На столе одиноко чадила свечка, силясь разогнать густой бархатный мрак. Отблески пламени отражались в темных глазах Шерьяна, который сидел рядом с кроватью.
– Не хотел тебя будить, – смущенно пробормотал он, поймав мой вопросительный взгляд. – Пора поменять повязку.
Я тяжело вздохнула и без возражений задрала рубашку. На удивление спокойно перенесла осторожные прикосновения рук храмовника, пока он торопливо разматывал бинты. И привычно задержала дыхание, когда по коже пробежалась огненная волна боли.
– Шрам хорошо заживает, – отметил Шерьян, аккуратно накладывая повязку. – Да и вообще, ты идешь на поправку семимильными шагами. Честное слово – я удивлен. Думал, ты долго будешь прикована к постели. Слишком серьезным оружием тебя ранили. Но рад, что ошибся.
– Я видела на мече руны, – почему-то шепотом сказала я. – Очень странные.
Шерьян с интересом посмотрел на меня, ожидая продолжения.
– Мне кажется, я видела их уже раньше, – с трудом выдавила я из себя. – Когда... когда была в плену у храмовников. Меня держали в подвале, но иногда завязывали глаза и приводили в какую-то комнату. Там со мной разговаривал мужчина. Пытался убедить работать на него добровольно. Когда я отказывалась – бил меня.
Я запнулась. Язык просто не желал говорить дальше. Я столько времени потратила на то, чтобы забыть про то страшное место. Тефна, зачем ты рассказываешь об этом? Иногда воспоминания ранят сильнее самого острого клинка.
– Все в порядке, Тефна, – словно издалека услышала я голос Шерьяна. Мужчина успокаивающим жестом положил руку мне на плечо и легонько его погладил. – Все уже давно позади. Теперь тебе никто не навредит. Если не хочешь – не рассказывай.
– Он не наказывал меня сильно, – упрямо мотнув головой, продолжила я. Облизала пересохшие губы и поправилась: – Что такое для метаморфа пара пощечин? Казалось, будто ему просто скучно и не с кем поговорить. Наши встречи всегда проходили по одному сценарию. Меня приводили, сажали в кресло. Затем являлся он. Долго беседовал со мной, расспрашивал про города, в которых я бывала, про людей, с которыми общалась. Практически всегда сытно кормил. Затем словно между делом спрашивал – ты откроешь для меня круг мертвых, Тефна? Когда я отказывалась, не больно, скорее обидно давал пощечину и приказывал увести. В подвале было скучно и темно. Еду приносили хорошо если раз в два, а то и в три дня. Воды, правда, было вдосталь... Знаешь, через какое-то время я поняла, что с нетерпением жду встречи с тем храмовником. Иной раз, забывшись, я начинала беседовать сама с собой, воображая, будто веду разговор с ним. Постоянно пыталась представить, как он выглядит. Глупо, наверное...
– Нет, не глупо, – медленно протянул Шерьян. – Тот храмовник... Он все делал правильно. Неторопливо приучал тебя. Наверное, когда ты совсем перестала видеть в нем врага, случилось что-то ужасное?
– Да, – обронила я. Долго молчала, разглядывая что-то над головой Шерьяна. Потом сухо проговорила: – В тот раз меня не выпускали из подвала недели две, не меньше. Почти не кормили. Не давали света. Я вообще никого живого не видела, кроме крыс. Под конец я едва не сошла с ума от одиночества и вечной тишины вокруг. Орала какие-то неприличные песни, плакала и смеялась во весь голос, пытаясь убедить себя, что еще живу. Что меня не погребли заживо в том каменном мешке. Когда за мной пришли, я была по-настоящему счастлива. Едва не бросилась на шею своим тюремщикам с поцелуями. А услышав его голос, чуть не разрыдалась от счастья.
Я вновь надолго замолчала. Каждое слово обжигало горло. Глаза щипало от злых слез. Нет, зря я начала все это вспоминать. Видно, давно по ночам от кошмаров не просыпалась.
Шерьян не торопил меня. Просто сидел рядом и терпеливо ждал. На его бесстрастном лице не было видно ни тени эмоции. Лишь побледневшие от непонятного внутреннего напряжения губы выдавали его волнение.
– Он накормил меня. Даже налил вина. – Отрывистые слова камнями падали в сонную тишину комнаты. – Я захмелела после первого же глотка. Неудивительно – после стольких дней голодовки. Потом он попросил помочь ему. Сказал, что настоятель храма сердится, хочет отстранить его от этого дела. Мол, столько времени прошло, а воз и ныне там. Нет, он не угрожал, напротив, говорил все это с неподдельной жалостью. Что вынужден будет далеко уехать, если я ему не помогу. А на его место пришлют того, кто не станет со мной церемониться. Потом подумал и добавил, что, возможно, никто и не захочет со мной возиться. Запрут в подвале и навсегда забудут. Благо недавно нового, более разговорчивого метаморфа поймали.
58 
