Продолжавшаяся в храме служба глушила и без того негромкого священника, свеча моя сгорела на две трети, старушки отпели свое положенное и уходили, нацеливая нас: «Подходите, прощайтесь», я шагнул в сторону, освобождая проход, прощались, не перекрестился ни один, грузная женщина из издательства наклонилась к Лосеву, но поняла, что грудь помешает дотянуться поцеловать, разогнулась и зашла для новой попытки с изголовья. Жена и дочь прощались как-то робко, испуганно, будто боялись сделать что-то не то.
Крестом насыпали песок на покрывало, слой за слоем снимали цветы, мешающие накрыть гроб, священник уже не читал, а просто, как-то по-дружески говорил что-то уже отдельно «Вячеславу» и отдельно «Анне», родня «Анны» у соседнего гроба троекратно перешептывалась «Сколько дать?», я смотрел на Славино калмыцкое лицо – прощай; ровное, ровно легшее накрыло его, белая изнанка покрывала с проступающей славянской вязью – последний шрифт, он не любил шрифты. Тонколицый бородач двумя неожиданно резкими ударами добил два гвоздя, и гроб понесли ногами вперед с неясным удовольствием: все как надо.
Я постоял под дождем с Колей Калугиным, нанятый автобус взял до метро, шофер объявил, как обязанный: «Метро «Авиамоторная»!» – все вышли кучкой, а я отщепился в сторону киношного подъезда с надписью «Кассы». Думал – никто не заметит, но все кивали, кивали, и я остался один, и в кино не пошел, пошел стоять посреди метро, жадно глядя на проходящих женщин и не зная: куда?
Оказался в кинотеатре «Иллюзион» на комедии. И один раз здорово засмеялся.
И вернулся домой, во Внуково – сразу позвонила девушка Ксения Цанкайси (учились мы в одной группе), весело предупредила: «Я сообщу тебе печальную новость», плачуще объявила: «Умер Витя Карюкин». Она взялась объяснить, где будет панихида, услышав «не нужно», еще минут пять спокойно пощебетала про свои дела.
Витя. Виктор Анатольич Карюкин. Витя влюбился в какую-то девку. Она гуляла со своей собачкой у торгового дома «За рулем» и зацепилась.
Я допускаю существование людей, способных влюбляться, но ни хохол, ни я, ни Виктор Анатольич в числе таких не состояли. Мне кажется, у Виктора Анатольича что-то случилось с головой. И хохол так считает. Хохол сказал: внешностью эта баба ничего, но папа у нее генералил в Минздраве, там Витей и не пахло (выходит, Карюкин жениться решил? сколько я его знал, он все бил по зажиточным москвичкам).
Виктор Анатольич лишился сна (мысли, говорил, лезут), срывался ночью и на такси за «лимон» (около двухсот долларов) летел в Дмитров (девушка жила на даче), поговорит с этой и назад, «Ладно бы переспать мотался», – сказал хохол. Витя даже что-то копал и подстругивал по хозяйству на той буржуйской даче, хотя ненавидел труд.
И в этот день, в этот вечер поздний Витя упрашивал Костяна: отвези к ней. Костян купил новый «москвич», еще не обкатал – заодно обкатаем, вперед! впереди: Костян и Костянов брат, позади хохол, Мартын (один наш) и Витя.
Зачем хохол поехал? Он сам не понимал, его довезли домой на Лосиноостровской, он уже вылезал и – остался! Приехали ночью, Дмитров, выпили – Костян не пил, он вообще не пьет, у него и без выпивки порядок: катил от мамы из Белоруссии с женой и детьми, разогнал машину по мокрой дороге до ста двадцати километров и сшиб почтальона (перелом тазобедренного сустава) – зачем ему пить?
Витя побежал на дачу, в окошко стукнул, эта вышла, поговорили: все, можно уехать. Хохол (уже понял, зачем ехал): давайте сядем у озера, выпьем, искупаемся, выпьем, а по светлому поедем – светает рано. Но все – нет, ехать, ехать!
И полетели. Вдруг – из тьмы! – в лоб! – мотоциклист с выключенными огнями – Костян его увидел всего-то со ста метров в свете своих фар, дал резко – влево! – вправо! и – обошлось.
Остановились и выпили за счастье парня на мотоцикле.
Летят, передние ремнями пристегнулись, хохол и Витя заснули на заднем, Мартын, зажатый спящими в середке, лупился на дорогу.
Костян даванул сто шестьдесят, понесся в ложбинку, прямо в туман, а когда выскочил из тумана – летят в тупик, дорога идет влево, дорога идет вправо, а прямо дороги нет. Если б Костян дал влево – через канаву их вынесло в поле. Костян дал вправо, машина завалилась набок, перелетела канаву и остановилось у самого дерева. Не врезавшись. Что спасло хохлу жизнь (чуть не написал с заглавной буквы).
Костян и брат его как сидели, так остались. Мартын влип в пол и усидел. Витя, животом выбив сиденье и заднюю дверцу, вылетел вон. Хохла выбросило сквозь лобовое стекло, он сломал руку, девять ребер, разинувшийся капот выдрал из руки его бицепс, приземляясь, хохол врезался в дерево и раскроил лоб, но, ясное дело, – не проснулся.