Особенно,... 
75 
Поиски успехом не увенчались — оказалось, что Игорь вместе с нашей доблестной разведкой в лице унтера Петренко уже полчаса как ускакал вперед проверить маршрут предполагаемого следования роты. Мне же пришлось довольствоваться обществом Коли Волконского и его же ядреным малороссийским самосадом.
На переадресованный ему вопрос о видении нашего ближайшего будущего лейтенант поначалу ответил примерно теми же морскими терминами, коими несколько часов назад, перед боем, образно характеризовал свое мнение относительно тогдашней обстановки. Терпеливо дождавшись окончания его речи, я повторил заданный вопрос, и комвзвода-2, чуть смягчившись, буркнул, что об этом — сиречь о наших перспективах — в данный момент могут относительно уверенно рассуждать лишь трое. А именно: господь бог, его высокоблагородие полковник Леонтьев и командир кайзеровских танкистов, причем первый и последний имеют в данном случае явное преимущество перед нашим непосредственным начальством.
Наверное, на этой ноте нашу беседу стоило бы завершить, но я имел неосторожность поинтересоваться мнением Николая еще по одной занимавшей меня теме: что в оставленной нами деревеньке могло «приманить» к ней целых четыре сверхтяжелых танка — по нынешним временам драгоценность поважнее иных сокровищ короны?
Похоже, лейтенанту уже давно и сильно хотелось осчастливить кого-нибудь своим виденьем этого вопроса. И я в данном случае наступил… даже не на любимую мозоль, скорее, это походило на минную растяжку. Как там говорилось в бессмертном творении господ Катаева и Файнзильберга о поисках партийной кассы старгородского подполья? Остапа понесло? Вот и Колю Волконского понесло — могуче и неудержимо, невзирая ни на какие ухабы и рытвины.
Мне была прочитана продолжительная и весьма эмоционально окрашенная лекция на тему идиотизма начальствующего состава вообще, оного состава в армии. Лейтенант не преминул уточнить, что под «армией» он понимает все виды вооруженных сил, а не только одни лишь сухопутные войска, — и особенно на нашей войне, Гражданской, то есть бестолковой уже по определению. Полагаю, лишь наличие шагающих поодаль нижних чинов уберегло меня от получения второй за несколько часов контузии. Не окажись их — бывший моряк вряд ли бы удержался в рамках «громыхающего шепота».
Лекция была обильно приправлена примерами из практики — как наблюдавшимися докладчиком лично, так и известными ему по рассказам очевидцев. Примерами… один из этих примеров так дернул, казалось бы, давно зажившую и покрывшуюся коростой рану, что я едва не распрощался со своей уже неплохо вросшей в плоть личиной, начав открывать рот и захлопнув его лишь в последний миг.
Лейтенант помянул о первом сражении под Самбором, том самом…
Разумеется, Волконский никак не мог знать, что именно я как раз и был тем злополучным «красавчиком генштабистом», который доставил в штаб 35-й дивизии приказ о наступлении. Приказ, оказавшийся роковым. Насчет «красавчика» — это он, конечно, гиперболизировал. Вернее, дело было в том, что я всего лишь за полгода до того выпустился из академии, был, как водится, преисполнен самых радужных надежд… ну и вел себя соответствующе.
А вот о чем бы ему знать стоило — так это о том, что, передав оный приказ, я не уехал обратно в штабарм, а остался… замотивировав сию своевольность необходимостью «лично проконтролировать выполнение приказа командования». И оставался при штабе 35-й до самого последнего часа, когда генерал-майор Корочкин, выслушав донесение командира комендантской роты об уничтожении последнего из прорвавшихся к КП дивизии австрийских танков, опустился на ящик из-под снарядов и, так и не выпуская из рук автомата, тихо, устало сказал: дивизии больше нет, а все, что нам осталось, — это возглавить прорывающиеся на восток остатки полков.
Еще я мог бы сказать лейтенанту, что в тот час, когда только уезжал из штаба армии, лежащий у меня в сумке приказ выглядел — да и был — абсолютно естественным и логичным, продиктованным текущей обстановкой и оперативными соображениями. Другой вопрос, что данные, на которых эти самые оперативные соображения основывались, оказались далеко не так полны, как представлялось тогда.
Тогда, вжимаясь в холодную землю и напряженно прислушиваясь к треску моторов австрийских броневиков, патрулировавших рокаду, и четким хлопкам крупнокалиберных разрывных пуль, которыми эти броневики периодически окатывали придорожные заросли, я тоже думал… впрочем, это сейчас неважно, что я думал в ту ночь. Ни для кого, даже для меня самого.
75 
