Особенно,... 
100 
Надюха критически склонила набок голову.
– Четыре ночи не спать – так у тебя, мать, крыша совсем поедет. Какие угодно рожи померещатся.
– Он такой вежливый был, – Марина смотрела в пустоту. – Голос тихий. А зависть прямо из-под него течет. Самые завистливые – они же знают про себя, что они такие. И маскируются под нормальных. Вида не подают. Вот этот лысый как раз такой и был…
– Случайный человек тебе на глаза попался, а теперь ты себя накрутила, бог знает чего напридумывала…
– Это был день дефолта! – яростно, но вполголоса произнесла Марина. – Весь город с ума сошел! Все резко друг другу задолжали! В такие дни случайные люди не приходят. А приходят самые важные люди. Я тогда специально в офис к Матвееву поехала. Поддержать и успокоить. Редко ездила, очень. А тут поехала. Он тогда только-только свой магазин открыл…
– Помню, – сказала Надя. – «Вина и коньяки». На Кутузовском. Я была на презентации. Он его потом продал, да?
– Продал. Не смог раскрутить.
– Слушай, подружка. Успокойся. Я сейчас убегу, мне сегодня в ночь работать, а ты ляг и поспи. Десять лет прошло, с тех пор как ты маленького лысого урода видела, – где он теперь? Зачем он? Возле твоего Матвеева таких небось сто человек крутилось и крутится…
– Это один из них, – прошептала Марина.
– Из них?
– Из тех, кто вокруг нас кругами ходит…
– У меня мексидол с собой есть. Три таблетки сразу выпей – и спать…
– …и зубами щелкают! От зависти. Слюну пускают. Ты, Надюха, небогатая, тебе не понять… И Матвеев не понимал. Несмотря на всю его осторожность. Понимал, но не до конца. Он думал, что за железными дверями ему безопасно будет. Закрыл замок – и нормально. А тех, кто на него глаз положил и момента ждет, чтоб прыгнуть и сожрать, – таких он не видел и не чувствовал… А я – чувствовала! Тот лысый как раз такой. Людоед. Годами будет выжидать момента. Из пыльного угла наблюдать. А потом – прыгнет и сожрет. Ты говоришь – я перенервничала, всякая дрянь в голову лезет… Нет, Надюха. Матвеев принадлежит мне. С руками и ногами. И с деньгами тоже. Он мой. Что мое – то мое. А тот лысый вел себя так, словно Матвеев принадлежит не мне, а ему! И меня это задело. Мне чужого не надо, ты же знаешь, но своего я из рук не выпущу… Если кто-то хочет забрать у меня мое – я кожей чувствую…
Подруга тяжело вздохнула.
– Я хоть и небогатая, – она едко ухмыльнулась, – но не дура тоже. Опыт есть. Все завидущие люди – обычно трусливые. Завидовать – одно. А прыгнуть и сожрать – совсем другое. На богатого человека просто так не прыгнешь. Богатый будет защищаться.
– Матвеев так же думал. Мои деньги – вот моя защита… Не знаю, Надюха. Пусть этот лысый ни при чем. Почему я о нем весь день думаю? Сердце не обманешь.
– Это не сердце. Это нервы. Измучила себя – вот и лезет в голову всякий бред. Все образуется. Найдется твой Матвеев.
– Знаю.
– Вот и успокойся.
– Пытаюсь.
– А чего морщишься?
– Живот болит. Праздников жду. Женских. Регулярных.
Надя улыбнулась.
– Тем более! У меня перед месячными вообще голова кругом идет! В маршрутке нахамят – я убить готова. Мужики все гады, а бабы – сучки. Перетерпи. Если в такой момент ты еще о месячных вспоминаешь – значит, ты крепкая баба. Все выдержишь.
– Дай бог.
– А что твой сыщик? Звонил?
– С утра к Знаеву поехал. К банкиру.
– Ну, этот ему ничего не скажет.
Марина удивилась.
– Ты знакома со Знаевым?
– Нет, – сказала Надя. – Но мне барабанщик рассказывал. Они же вместе играли. Знаев был страшный фанатик рок-н-ролла. Гитарист. Ничем, кроме музыки, не интересовался. Репетировал по десять часов в день. И остальных заставлял. Он у них в ансамбле был лидер. Говорил, что они будут самыми крутыми рокерами. Суперзвездами. Всех за пояс заткнут. А потом пришел однажды и сказал – ребята, ерунда это все, я ухожу. Деньги буду делать. Бизнес и все такое. Те ему – а как же мы? А он – как хотите… С тех пор, говорят, гитару ни разу в руки не взял. Понимаешь, что это значит?
– Понимаю. Этот Знаев – очень жестокий человек.
– Вот именно. Он ничего никому не скажет.
– Господи, – вздохнула Марина. – Да кто ж не жестокий? Посмотри на мою квартиру. Потолки оранжевые, двери железные, стекла в окнах тройные… Разве не видно, что здесь живут очень жестокие люди? Посмотри на мой лоб. Видишь – шрам? Разве это не доказательство моей жестокости? Надюха, мы все такие. Жестокость – это нормально. У жестоких больше шансов выжить…
100 
