146 
Освободил вторую руку. Остатки повязки прилипли к ранам, к голому мясу. Он опять выплюнул крошево, выпрямился и завыл, как зверь. Огляделся. Воздух вдруг опрозрачнел, стал сухим и колким. Сквозь мрак, сверху вниз, падало обильное, легкое, ледяное. Стоять на одном месте не было никакой возможности, ступни онемели, икры сводило судорогой – пришлось опять бежать. Пропитавшиеся водой и грязью полы халата хлопали по коленям. Отвыкшие за месяц неподвижности, руки безвольно болтались.
Были когда-то два великих игрока, Крутов и Макаров. А пришей им пальцы к брюху, выгони их босиком в заснеженный лес, да в памперсе, да чтоб сзади преследовали с кувалдой наперевес – еще неизвестно, как повели бы себя прославленные спортсмены…
Глотая слезы боли и ужаса, облизывая кровоточащие пальцы, заворачиваясь в липкий халат, Никитин метался по лесу, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь ориентир.
Вдруг увидел огни. Побежал, скользя и обмирая. Приблизился. Башкой вперед продрался сквозь кусты.
Ему открылась излучина реки, лед и расчищенный от снега пятачок на льду. В бледном свете фонаря несколько мальчишек в валенках и драных зипунах старательно ругались и гоняли шайбу.
– Мальцев проводит силовой прием! – орал один.
– Харламов бросает от синей линии! – вторил другой.
– Эспозито отражает! – возражал третий, голкипер, облаченный, поверх пацанского пальтуганчика, в промасленный взрослый ватник, задом наперед, а-ля вратарский панцирь.
– Повторный бросок Харламова! Добивание!..
Стук клюшек и тонкие азартные вопли приглушал снегопад.
Никитин узнал мальчишку-вратаря и побежал, понимая, что обязательно надо сказать что-нибудь хорошее этому мальчишке. Приободрить. И напророчить, что мальчик станет прославленным игроком, звездой хоккея. Потом – депутатом областной Думы и президентом Фонда ветеранов спорта. Пусть мальчик ничего не боится, смелее выходит под удар. Боль, усталость, травмы – не бойся.
О себе забудь, думай о команде. Не сходи с места. Знай правила игры. И ничего не бойся.
Бойся только одного: чтоб пришлось тебе однажды голым и окровавленным бежать через черный лес, спасаясь от тех, кто придет наказать тебя за твою глупость и жадность.
8. Зиндан
– Что-то долго ехали, товарищ начальник.
Полковник Мудрук – руки в карманах – вошел и с отвращением огляделся.
– Снегопад, – сказал он. – Гололед. Два раза чуть с трассы не вылетел. Что тут у тебя?
– Похищение, вымогательство и убийство.
– Приведи себя в порядок.
Капитан посмотрел в зеркало и вздрогнул. Увиделось там мокрое, словно мышь, содрогающееся в ознобе животное, с ног до головы засыпанное серой штукатурной пылью; глаза дико блестят, ладони – в запекшейся крови. Не офицер милиции, а кошмарный монстр.
– Виноват.
– Бригаду вызвал?
– И бригаду, и скорую.
Полковник несколько раз ударил в пол подошвами, стряхивая с ботинок снег – как будто пришел в гости.
– Где тела?
– Оба в подвале.
– Показывай.
– Товарищ полковник, вы бы окурочек здесь не бросали. Не приведи бог – за вещдок проканает…
– Не учи дедушку кашлять, – проворчал Мудрук, однако недокуренную сигарету притушил о подошву и сунул после некоторых раздумий в карман собственной дубленки.
Когда-то вполне нарядная шкура темно-апельсинового цвета была теперь здорово обтрепана: локти потерты, пуговицы висят, края карманов засалены. Таков был и весь полковник. Седовласый дядька с бледным лицом, слегка обвисшим от хронического недосыпа.
Спустились вниз. Свинец перешагнул лежащего навзничь Кактуса, кивнул:
– Один из членов банды.
Полковник досадливо крякнул.
– Ты его?
– Так точно.
– А где ствол?
– Вон валяется.
– Откуда взял?
– Здесь нашел, – капитан сделал, как сумел, невинное лицо. Тут же подумав, что актер из него плохой. – Пистолет, я думаю, принадлежал одному из бандитов…
Начальство присело на корточки и задумчиво засопело. Капитан помалкивал.
– Слушай, Свинец. Это же твой ствол. Это я тебе его подарил. После того дела в Урус-Мартане. Это твой «стечкин»!..
– Был мой, – ответил капитан твердо. – А теперь, значит, ихний. Преступников.
Мудрук кашлянул. Снег на его плечах таял, капли падали на цементный пол, на криво изогнутое, неподвижное тело Кораблика: неестественно вывернутая голова, одна рука на отлете, другая – возле лица, ладонь прикрывает глаза и лоб, словно испугался человек собственной смерти и решил отгородиться от нее хоть как-то, хоть чем-то.
146 
