– Если получится.
– Не получится, – ответил Годунов.
– Значит, отдаст бесплатно. Но только надежным людям.
– А зачем ему именно надежные люди?
– Затем, что мы не хотим, чтобы трава опять выросла.
– Хо! Понятно. Благородные мальчики из нищей Европы…
– Мы не мальчики.
– Ладно, ладно, – отмахнулся старик. – Не мальчики. Надеюсь, вы знаете, что зародыш начинает развиваться при контакте с водой?
– Знаем. Но вы, по-моему, знаете больше, чем мы.
– Кое-что. Правда, я его видел только один раз. Не ваше. Другое.
– Значит, их несколько?
Годунов вздохнул.
– Никто не знает, сколько их. Одно лежит в личном сейфе министра обороны. Еще одно – в Институте новейших проблем физиологии и генетики. Там, где гомо флорусов изучают. Ходят слухи, что недавно китайцы тоже заполучили семечко. То ли кто-то им продал, то ли сами клонировали. Ну и наверняка в частных руках тоже находятся зародыши, сколько – черт его знает…
– Значит, – твердо произнес Денис, – надо сдать наш зародыш в этот институт. Или лично министру обороны. Если не получится – помогите нам его уничтожить.
– А вы пробовали?
– Ну… Разбить его нельзя, это я знаю.
– Больше не пытайся.
– Я вообще к нему подходить не хочу. Оно… живое. Оно излучает энергию. Оно хочет, чтобы его бросили в землю и полили водой.
– А ты не хочешь.
– Конечно нет! – зло произнес Денис. – У меня отец погиб из-за этого и мать больна. Ей нужны лекарства! По три таблетки цереброна каждый день! У нас в Москве никто не хочет, чтобы вернулись старые времена. Зря мы, что ли, башни ломали?
– Ошибаешься, пацанчик, – горько сказал Годунов. – Есть много таких, кто хочет. Мечтает. Спит и видит… Даже я. Иногда.
– Странно, – сказал Денис. – Я думал, вы ненавидите старые времена.
– Сынок, – печально ответил Годунов, – я вообще не умею ненавидеть. Но это не важно. – Он громко засопел и посмотрел на часы. – Я все понял. И про семя, и про тебя, и про ситуацию. А теперь давай отваливать отсюда. Что-то мне рожа вон в том окне не нравится…
Денис огляделся, но не увидел ничего подозрительного.
– И… что? – спросил он. – У вас есть такие люди? Стопроцентно надежные? Те, кому можно верить?
– Есть, – ответил Годунов. – Я что, по-твоему, зря жизнь прожил?
Глава 3
Вернувшись в бар, Денис обнаружил, что коллектив поредел. Блондинка и загорелая исчезли. Кроме того, изменилась атмосфера: тощая была пьяна, а Полина не только пьяна, но и раздосадована.
– Ты нас бросил, – капризно протянула она. – Это ваши европейские штучки, да?
– Да, – ответил молотобоец. – Ничего не поделаешь.
Он подумал, как ему сесть – рядом с Полиной или напротив; устроился напротив. Час назад она едва не полезла ему в штаны, при всех, но с тех пор минул целый час, дама могла и перегореть; мы эти штуки знаем. Вон, губы дует, в сторону смотрит. Лучше восстановить прежнюю дистанцию.
– Этот страшный старик – твой папа? – спросила тощая.
Ее голос шуршал, как старая газета.
– Друг папы, – ответил Денис. – А почему «страшный»?
Диваны были огромны, и тощая, скинув туфли, устроилась горизонтально. Молотобоец вздрогнул: стол сам собой опустился на полметра ниже. Чтоб, значит, возлежащим вокруг него сподручнее было тягать харчи с тарелок.
– У него жуткие глаза, – сказала тощая. – В жизни не видела такого мутного человека.
– Он писатель, – сказал Денис. – Писатели все мутные.
– А твой папа – тоже писатель?
– Мой папа был журналистом. Но я его совсем не помню.
Полина тоже легла, подперла щеку кулачком, смотрела вполглаза, но заинтересованно. Негромко спросила:
– А кого он убил?
– Человека, – сказал Денис.
– За что?
– Он спасал маму. И меня.
Тощая помолчала и произнесла задумчиво:
– Твой папа человека убил. Друг твоего папы в тюрьме сидел. У него черная метка, у тебя – красная. Наверное, для тебя мы все – оранжерейные создания. У вас в Европе – трудности, опасности… Настоящая жизнь. А у нас – скука и комфорт. Ты счастливый человек, Денис. Расскажи нам что-нибудь. Только без шуток.
– Он слишком суровый, – сказала Полина, глядя в бокал с шампанским. – Он ничего не расскажет.
– Расскажу, – возразил Денис, улыбнувшись. – Спрашивайте. Только никаких опасностей у нас нет. И трудностей тоже. Опасно было в первые годы после искоренения, но те времена я не помню. А теперь жизнь наладилась.
Тощая вытянула ноги: жилистые, но длинные и стройные.