71 
– Что?
Предстоятель вздохнул:
– Это, мальчик, я цитирую другую священную книгу. Кстати, ее тоже написал не какой-то демиург, а обычный мужчина, из плоти и крови… Такой же беллетрист, как Гарри Годунов. Может, даже похуже. Написал, видишь ли, обычную книгу, а получилась – священная. И двести пятьдесят миллионов человек на протяжении полувека читали ее и многажды перечитывали… Потом веру их объявили ересью, и книга утратила статус священной. Только поздно было, не все согласились. Нельзя просто так отобрать у человека веру, это дело опасное… – Предстоятель ссутулился; его явно мучила одышка. – Запомни, мальчик: неподкупен и честен только тот, кто верит. Как ты собираешься искать неподкупных и честных? Ты – юн! Любой взрослый проходимец обведет тебя вокруг пальца! Говорю так, ибо сам я – тоже проходимец. Бывший. И грехи мои неотмолимы, пусть и сорок лет прошло…
– Развяжите меня.
– Развяжем, – спокойно ответил предстоятель. – Все равно отсюда бежать некуда. До Купола – сто семьдесят километров по тайге, а ты городской парень. Не дойдешь.
– Надо будет – дойду, – произнес Денис. – Все равно у нас с вами ничего не получится.
– Я постараюсь, чтобы получилось, – глухим голосом ответил предстоятель. – Наша церковь сильна и богата, и ты в этом убедишься. Ты увидишь, что место семени стебля – в нашем храме. Я тебе больше скажу: ты примешь нашу веру.
Денис кивнул.
– Ага. Извиняюсь за вопрос, а вы всегда привязываете людей к стульям, перед тем как в свою веру обратить?
– Никто тебя не будет обращать, – с большим достоинством сказал предстоятель. – Сам попросишься. И Глеба своего приведешь. И мать свою. И семя сам принесешь. И тем попадешь в анналы, прославишь свое имя, впишешь в историю. Люди будут целовать края твоих одежд и кланяться, увидев твоих детей и внуков.
– Круто, – сказал Денис. – Пожалуй, я подумаю. Искушайте дальше.
– Замолчи! – стенобитным басом грянул предстоятель. – Ты не знаешь, с кем говоришь! По первому моему слову, – он задохнулся, потряс кулаками, – тебя растерзают! Ты неразумное дитя, глупец, ты норовишь забивать гвозди микроскопом! Только в одной нашей общине, северо-восточной, двадцать три доктора наук и пять профессоров! Куда ты понесешь семя? В институт новейших проблем? Почти половина сотрудников института – мои послушники! Опомнись! Назови адрес и через два часа будешь опять сидеть в ресторане, с подружками! Не хочешь себе великой планиды – бери деньги! Бог простит меня за это! Или – приди к нам, стань нашим братом и получи жизнь вечную! Друзей, единомышленников, цель, силы – все у нас найдешь!
Приступ кашля скрутил предстоятеля. Из распахнувшейся двери выбежали двое в зеленом, бережно подхватили седовласого патриарха под локти, вывели из комнаты.
Оставшись один, Денис немедленно рванулся, но путы вязали со знанием дела. Само кресло оказалось привинчено к полу и даже не заскрипело. Спустя минуту один из двоих – Денис его помнил, в момент похищения он сидел за рулем – вернулся, ступая практически бесшумно. Сейчас малый из «ближней братии» не выглядел худосочным мужичонкой с интимными проблемами: в глазах плескался чистый гнев, играли желваки, рукава зеленой рясы были засучены, открывая жилистые руки.
– Отец болен, – медленно сказал он. – Мы бережем его здоровье. Наша вера не допускает насилия, но… Мы знаем естественные способы воздействия… В исключительных случаях…
Он подшагнул, взял Дениса за волосы и прошептал:
– Ты умрешь в страшных муках. А перед смертью расскажешь все, что надо. И даже то, что не надо. Это я тебе обещаю. Мы найдем, что ищем, с тобой или без тебя. Мы знаем, кто твой друг. Мы свяжемся с ним, и он сам придет. Думай пока.
Ближний брат проверил, туги ли веревки, и пошел прочь.
– Эй, – позвал Денис. – Я в туалет хочу!
– Под себя сходи, – не оборачиваясь, ответил ближний брат. У выхода из комнаты задержался, пошарил рукой по стене и выключил свет.
Теперь Денис видел только контуры печной дверцы. В печи гудело и щелкало. «Дровишки сыроваты», – подумал плененный молотобоец и принялся вращать головой, кулаками и ступнями, чтобы кровь не застоялась. Он вспомнил, что совсем недавно сидел на мягком диване, пьяный и веселый, и слушал, как женщины обсуждают между собой вкус его собственного семени.
Потом свет опять включили. На этот раз явился ближний брат номер один. Денис сощурился, поджал застывшие пальцы ног и вспомнил, что на сломе в коммерческой артели с ним работал похожий человечек: узенький, белесый, все время мелко трясущийся в моменты возбуждения – конфликта или дележа заработанных денег; у человечка даже зубы звонко стучали, когда он нервничал; однако эта особенность поведения не мешала ему круто выпивать и хорошо стоять в драке. Если кто-то ведет себя странно, некрасиво и даже позорно, это ровным счетом ничего не значит. Сопливый, неопрятный, жалкий и нефотогеничный человек вдруг может в долг тебе дать. Или, допустим, в морду.
71 
