Особенно,... 
38 
– А в этот раз за что взяли?
– Да так, ерунда. Постучался в один особняк, хотел спросить, нет ли у них какой работы. А хозяин раскричался, мол, я, бездельник, отдыхать ему не даю. Полицию вызвал, скотина! Но завтра нас выпустят, точно. Им надо, чтобы место освободилось – новых безработных за попрошайничество арестовывать, иначе получается, что полиция вроде как неэффективно работает.
– Ну, я-то не за попрошайничество. Меня в более серьезном преступлении обвиняют, – заметил Кирпичников.
– Брось! К утру полицейским будет уже все равно, кого и за что арестовали. Тюрьмы ломятся от политических заключенных, а до настоящих правонарушителей полиции дела нет. Ходят слухи, – негр понизил голос, хотя их беседа шла и так почти что шепотом, – есть тайный указ премьер-министра не сажать в тюрьму воров, убийц, бандитов… Понимаешь? Чтобы люди жили в страхе и был повод повышать число копов.
– Ну и ну!
– Да ты счастливец, – сказал Джордан. – Не привык к таким вещам. Эх, Краснострания! Вот бы мне там оказаться!.. Ну, а ты не беспокойся. Утром выйдем. В крайнем случае отдашь свои часы охраннику. Перед взяткой он точно не устоит.
– Спасибо, товарищ. Ты меня здорово поддержал, – ответил Кирпичников, улыбнувшись.
В этот момент за стеной прозвучали три выстрела, скрип тормозов, чей-то крик и еще один выстрел. Два негра проснулись. Краслен испугался.
– Да ты не волнуйся, – сказал ему Джордан. – Это всего лишь мафиозные разборки. Если им надо устроить пальбу, то они всегда делают это рядом с полицейским участком. Просто у рядовых граждан может быть дома оружие, а здесь бандитов точно никто не тронет…
Наутро, едва рассвело, жандармы велели всем выметаться вон из камер.
– Наверно, кто-то им донес, что готовится стачка или демонстрация, – сказал Краслену Джордан, когда они вышли. – Ну, бывай!
– Пока, – сказал Кирпичников.
– Ты как сейчас, куда? Не по пути?
– Куда… Не знаю. Видимо, на улицу.
– На улицу?! Эх, черт побери, да тебе же действительно некуда податься! – воскликнул негр. – Значит, вот что: ты пойдешь ко мне! Да брось смущаться! Все соседи обзавидуются, что у меня в гостях настоящий красностранец!
13
В хижине пахло плесенью, керосином и давно не мытым телом.
– Джордан? Джордан! – зазвучал из темноты старческий голос. – Тебя снова арестовали?
– Не удивляйся, что у нас тут так темно, – сказал Краслену негр. – Когда мы с братом строили эту лачугу, денег на стекла не было, так что решили оставить под потолком несколько щелей, а окон не делать вовсе. Впрочем, что касается денег, то они и сейчас не появились… Да, мам, это я!
Глаза Краслена, начавшие привыкать к темноте, различили силуэт старухи.
– С тобой кто-то есть?
– Это друг. Красностранец. Мы вместе сидели в участке.
– Красностранец! – сказала старуха взволнованно.
– Приехал помочь Джону Джонсону.
– Джонсону! О! Джону Джонсону!.. Я сварю суп…
– Не стоит беспокоиться, – поспешил вставить Краслен, но Джордан оборвал его:
– Брось, не скромничай! Тебе же все равно надо поесть.
– Я сварю суп, – повторила негритянка. – У нас еще осталось немного чечевицы, Джессика принесла накануне. Друг Джонсона – наш друг. Сынок, а нет ли новостей от Джулиана?
– Нет, мам, – сказал Джордан.
Негритянка зажгла примус, и теперь Краслен смог разглядеть ее морщинистое лицо, старую залатанную кофту, длинную юбку в грязных пятнах и скрюченные черные руки.
– Тебе помочь, мам? – спросил негр. – Сбегать за водой?
– Нет-нет, я все сама! Вода осталась! Вы пока ступайте, не мешайтесь! – В голосе старухи слышалось упрямство. Видимо, ей было важно чувствовать, что она еще на что-то способна.
Джордан и Краслен вышли за порог. Отсюда, в какую сторону ни смотри, можно было видеть только десятки разношерстных, но одинаково жалких негритянских домиков, лепившихся друг к другу. Несколько чернокожих сидели на крылечках – вернее, на том, что условно выполняло эту роль в их убогих жилищах, – и курили. Над их головами трепалось белье на веревках, растянутых между хижинами. Кое-где горели костры. Там и сям бегали грязные негритята.
– Я бы предложил тебе тоже посидеть на крылечке, – сказал Джордан. – Но, уж извини, спина у меня ни к черту, да и ноги побаливают.
– Ты же еще вроде молодой, – сказал Кирпичников.
Негр только усмехнулся:
– Три года на заводе Свинстона из любого юноши сделают больного старика! Знаешь, что за ужасная штука конвейер? «Давай не зевай, черномазый, пошевеливайся, быстрей, быстрей, быстрей!» Тьфу! Десять часов в сутки. Стоя. Без обеда. От Свинстона уходят инвалидами, а потом практически никуда невозможно устроиться.
38 
