Особенно,... 
78 
Международная обстановка тем временем становилась все интереснее, все страшней. Не до конца расправившись со Шпляндией, брюнны объявили войну Фратрийской республике. В Котвасице – еще одной маленькой и очень неспокойной стране, расположенной на границе империалистических держав, случился переворот. К власти пришло профашистское министерство, заявившее свою солидарность с режимом Шпицрутена. Тот в ответ провозгласил котичей равной брюннам, чистой, древней, священной нацией. В ответ взбуновалась Васица, заявив о желании не иметь с Котицей больше ничего общего. Услышав о таких новостях, котицкая диаспора васичей устроила бунт. Живущие среди этой диаспоры этнические котичи зарезали нескольких своих соседей. Власти Васицы приняли меры против бандитов. Котица набросилась на Васицу с обвинениями в бесчеловечности. Шпицрутен любезно предложил свои войска во имя борьбы с «кровавыми васицкими велосипедистами», приносящими, как теперь выяснилось, человеческие жертвы. Котицкие васичи пожелали отделиться от профашистской республики, напавшей на их братьев. Во взаимной резне, которая развернулась вслед за этим, ни брюннские радиорепортеры, ни, тем более, Краслен разобраться уже не могли. Зато царь Збажды – древней, независимой, но очень отсталой феодально-абсолютистской страны, знаменитой своей крайней нищетой, высокими горами и кривыми саблями, – не дожидаясь расправы, признал над собой власть Шпицрутена и объявил войну отделившейся Васице.
Шармантия вела себя, как обычно. Начало крупной войны спровоцировало в ней очередной политический кризис: не продержавшийся и месяца Пон-Бюзо сменился неким Валади-Дюамелем. Тот поклялся вернуть Восемнадцатой республике (так иногда именовала себя эта любившая менять правительства и конституции страна) былое величие, покончить с забастовками горняков, чугунолитейщиков, шоферов и почтовых служащих. Разгоревшуюся войну Валади строго осудил в теории, но на практике – как бы и не заметил. Что касается Ангелики, то она, радуясь своему заморскому положению, сделала вид, будто ее ничто происходящее в мире не касается.
Между делом брюннский диктатор выступил с предложением признать независимость еще одного – он назывался Ждирецким – края Вячеславии. Буржуазия снова посчитала, что в подобном проявлении либерализма не будет ничего страшного, вячеславов, естественно, не спросили, и вскоре новоотделившуюся землю постигла та же судьба, что и Огржицу.
Владения Шпицрутена угрожающе расползались по карте.
О позиции Краснострании по этому поводу фашистское радио упорно молчало…
Подолгу находясь среди лагерных надзирателей, Краслен стал понемногу понимать природу брюннов. Поначалу он боялся быть разоблаченным из-за акцента. Это оказалось напрасным: многие надсмотрщики, коренные брюнны, говорили на родном языке много хуже «Курта Зиммеля». Происходили они, судя по разговорам, в основном из городских люмпенов и раскрестьяненных хлебопашцев, доведенных до ручки латифундистами и сбежавших из деревни. Ни образования, ни устремлений, ни интересов, тем более классовых, у этих людей не было. Не познали они в детстве ни деткомовских ячеек, ни юнкомовской взаимопомощи, не взвивали кострами синих ночей, не играли в «Зарницу», не бредили авиацией, не прыгали с парашютом, не читали ни поэтов-футуристов, ни «Занимательной физики»… Совершенно безыдейные, брели они по жизни, не способные не только бороться за свободу, но даже и желать ее. Тех, кто знал, умел, хотел больше, чем спать, есть и размножаться, не могли понять и презирали. Как дремучим туземцам, для полного счастья, кроме набитого брюха, им требовалась разве что нитка стеклянных бус: желательно та, что была на актрисе из последнего кинофильма. Они гордились своей безыдейностью, считая ее проявлением врослости и ума, но бессознательно искали если не идеологии, то хотя бы вывески, лозунга, ярлыка для себя. Как любая шпана, они хотели примкнуть к какой-нибудь банде – и тут пришел Шпицрутен. Его банда идеально подходила для деклассированных лоботрясов. В ней не надо было думать, самосовершествоваться. Канцлер очистил своих поклонников от чувства вины – отныне вина за любую неудачу лежала на рыжих и инородцах – и от чувства ответственности – все решения принимало начальство. Молодых фашистов освободили от прав и обязанностей. Сказали, что они лучшие: прямо сейчас, безо всяких усилий, просто потому, что родились брюннами. Разрешили не учиться. Разрешили не работать головой. Разрешили не только безнаказанно издеваться над иными – образованными, рыжими, но и получать за это деньги. Заветные кроны на будущий холодильник. Точь-в-точь такой, как в журнале «Коричневая молодость».
78 
