Я закричал и отшатнулся, ужас пронзил меня с головы до ног.
— Прочь, демон, — задохнулся я, отгораживаясь от него руками. Меня трясло, я еле выговаривал слова. — Я перекрыл тебе доступ в наш мир, как ты здесь оказался?
— Жалкий, презренный червь, — зашипел он мне в лицо, словно огромная черная змея. Глаза у него занялись огнем, и чем больше он свирепел, тем огонь этот светлел, пока не раскалился добела, как металл в тигле. — Ты стоишь того, чтобы превратить тебя в кучку пепла. Я ведь сказал тебе, что за обман придется платить. Для начала я заберу твою дочь, а после придумаю для тебя самую мучительную казнь.
— Ты ждал девятнадцать лет? — беспомощно пролепетал я, плохо соображая, что говорю.
— Глупец, что значат для бессмертного девятнадцать лет? Бестолковый, дрянной человечишка. Ты равняешь меня с собой? Кого ты хотел перехитрить, ничтожный слизняк?
Он подошел к Лизе и властно обнял ее одной рукой, другую положил ей на грудь и сделал это на редкость непристойно, как обращаются с продажной девкой. Лицо у него при этом было циничное, губы искривила грязная улыбка.
— Справная деваха, молочная, откормленная, ты хорошо за ней смотрел, молодец! Есть чем позабавиться. Ты хочешь ублажить меня, Лиза?
Моя девочка, невинная, чистая душа обняла похабника и прижалась к его груди с выражением счастливого ожидания на лице. Он стал грубо ласкать ее, целовать и раздевать на моих глазах, его руки бесстыдно сновали по ее телу, она отвечала ему сладострастными телодвижениями, еще немного, и они совокупились бы у меня на глазах. Представьте чувства отца при подобном зрелище.
Я бросился к ним, пытался вырвать ее из объятий негодяя. Он оттолкнул меня одним неуловимым движением руки, достаточным, чтобы я врезался в стену и долго потом приходил в себя.
Тогда я подполз к ногам Лизы, умолял, плакал, просил не уходить с Себом, но она была отравлена, околдована, ничего не воспринимала, неистово льнула к развратнику и вместо ответа ударила меня ногой в лицо. Все, что было в прошлом, стало ей ненавистно, даже мать. Я позвал Галину, не объясняя, кто такой Себ, надеялся, что она повлияет на дочь. Лиза наговорила ей ужасных, грубых, оскорбительных вещей, я не хочу сейчас этого повторять. У бедняжки Гали и без того было больное сердце, а тут от потрясения у нее случился жесточайший приступ.
— Чего ты хочешь?! — в истерике закричал я Себу, поддерживая бесчувственную жену. — Решил извести мою семью?
— Ступай к пианино и открой врата, — приказал Себ. — Потом ты принесешь мне книгу, как обещал. Я знаю, ты спрятал ее в одном из храмов, которыми забит этот мерзкий городишко. Только после этого получишь обратно дочь и займешься здоровьем жены.
Я умолял его позволить вызвать к Гале врача, но он был непреклонен. Ноги у меня подкашивались, не помню, как я добрался до кабинета, в голове был полный сумбур. И все же магическая пьеса плотно сидела в памяти, мало того — ее помнили мои пальцы.
Я начал играть. Что-то было сводящее с ума в этой проклятой музыке, отчего я забыл жену, Лизу, нависшие надо мной несчастья, слился с роковыми звуками воедино и открыл портал. Комната поплыла, стены перекосились, прямые линии сломались, потекли, вновь повеяло затхлостью и холодом, до меня донеслись издалека какие-то хриплые голоса.
Себ с Лизой были рядом и наблюдали превращения.
Когда зыбкое кружение мало-мальски устоялось, Себ сказал:
— Иди за книгой, а я пока забираю твою дочь с собой. Так что не пытайся снова закрыть врата, иначе она уже никогда не сможет вернуться.
Я поспешил к Гале, но поздно — оставленная без всякой помощи, она умерла. Эта внезапная, совершенно непредвиденная смерть вслед за бегством дочери подорвала мои силы. Я упал на пол и пролежал в беспамятстве остаток ночи. Утром домработница нашла в доме два бездыханных тела и подняла тревогу…
— Книгу вы все-таки не отдали, — перебил Максим, чтобы сократить рассказ Веренского.
— Я провалялся в больнице целый месяц. Вернулся домой другим человеком. За книгой на сей раз я честно собирался сходить, но тут появился Сила Михалыч…
— Я убедил Леонида Ефимыча не отдавать книгу, — вмешался Михалыч. — Себ лжет и не вернет Лизу, она тот же ключ, что и книга. Он понимает, что мы, служители света, сделаем все, чтобы закрыть страшную дверь, и хочет на случай нашего успеха иметь орудие возврата.
— А что случилось с пианино, почему оно утратило естественный звук?