149 
Я поняла, что, скорее всего, никогда не узнаю, что на самом деле произошло. Об этом не расскажет ни Курт, ни Элизабет. А Шэй Борн… Что бы он ни видел, отпечатки его пальцев нашли на пистолете. И после той, последней встречи я сомневалась, что смогу еще раз увидеть его.
«Ей лучше было умереть», – сказал он тогда, и я убежала от того, что он пытался донести.
Я вспомнила Курта и Элизабет, лежащих в обнимку в гробу, и к горлу подкатила тошнота.
– Мама, – тихо сказала Клэр, – ты в порядке?
Я коснулась ее щеки – в том месте, где под действием лекарств бутоном расцвел румянец. Сердце ее не справлялось с такой непосильной задачей, как розовые щеки.
– Нет, – призналась я. – Я умираю.
Она улыбнулась.
– Вот так совпадение.
Но это было не смешно. Я действительно умирала. Мало-помалу.
– Я должна тебе кое-что сказать. И ты меня возненавидишь, когда я договорю. – Я крепко сжала ее руку в своей. – Я знаю, что это несправедливо. Но ты – ребенок, а я – мать. И решение принимаю я, даже если сердце будет биться в твоей груди.
На глаза Клэр набежали слезы.
– Но ты же… Ты обещала! Не вынуждай меня…
– Клэр, я не могу просто сидеть и смотреть, как ты умираешь, зная, что тебя ждет новое сердце.
– Но не первое же попавшееся! – Отвернувшись, она громко разрыдалась. – Ты думала, как мне потом с этим жить?
Я аккуратно убрала прядь у нее со лба.
– Я только об этом и думаю.
– Неправда, – возразила Клэр. – Ты думаешь только о себе! О том, чего хочешь ты, о том, что ты потеряла! Между прочим, не только ты лишилась радостей жизни…
– Именно поэтому я не могу позволить тебе лишиться этой последней радости.
Клэр медленно повернула голову.
– Я не хочу жить благодаря ему.
– Тогда живи ради меня. – Я сделала глубокий вдох и открыла свой самый заветный секрет: – Понимаешь, Клэр, я не такая сильная, как ты. Я не переживу, если снова останусь одна.
Она закрыла глаза, и я уже подумала, что она уснула, когда рука ее до боли сжала мою.
– Хорошо, – сказала Клэр. – Но знай: я буду ненавидеть тебя всю оставшуюся жизнь.
Всю оставшуюся жизнь. Найдется ли во всех языках мира фраза, в которой было бы больше музыки?
– Клэр, – сквозь слезы выдавила я. – Оставшаяся жизнь – это так долго.
7
Бог мертв: но такова природа людей, что еще тысячелетиями, возможно, будут существовать пещеры, в которых показывают его тень.
Майкл
Когда заключенные пытались покончить с собой, они использовали вентиляцию. Обычно они протаскивали провода из телевизоров через решетку, завязывали на шее петлю и сходили с металлической койки. Из этих соображений за неделю до казни Шэя перевели в камеру под наблюдением. За каждым его движением следили, за дверью круглосуточно дежурил надзиратель. Это был так называемый «суицидальный караул»: штат не хотел, чтобы заключенный сделал их дело за них.
Шэю там ужасно не нравилось, он только об этом и говорил, пока я по восемь часов в день сидел рядом. Я читал ему отрывки из Библии, из Евангелия от Фомы и спортивных журналов. Я рассказывал об аукционе пирогов, который мы с ребятами устроим на Четвертое июля, – этот праздник отметить ему уже не суждено. Он вроде бы слушал меня, но потом вдруг кричал охраннику: «Тебе не кажется, что мне тоже иногда можно побыть одному?! Если бы тебе оставалось жить неделю, тебе бы хотелось, чтобы за тобой постоянно следили? Как ты плачешь? Ешь? Ссышь?»
Иной раз мне казалось, что он окончательно примирился со скорой смертью: он спрашивал, действительно ли я верю в рай, можно ли там будет ловить рыбу, попадают ли рыбы вообще в рай и можно ли есть души рыб, как едят живых. Но бывали дни, когда он плакал навзрыд, – и мне становилось тошно от самого себя. Затем он утирал рот рукавом и вытягивался на нарах, уставясь в потолок. Пережить эти страшные дни ему помогали лишь разговоры о Клэр Нилон, чья мать снова согласилась принять сердце Шэя. У него хранилось зернистое газетное фото Клэр, чье бледное лицо после множества прикосновений стало уже белым овалом. Черты оставалось додумывать самостоятельно.
Виселицу уже построили; по всей тюрьме разносился запах сосновой смолы, воздух на вкус отдавал стружкой. Хотя в кабинете капеллана действительно обнаружили люк, уничтожить находящийся внизу кафетерий было бы слишком дорого. Вместо этого деревянный помост решили возвести возле уже сооруженной камеры для инъекций. Однако когда в местных газетах журналисты хором осудили варварскую природу публичных казней (они рассудили, что любой папарацци, способный нагрянуть на свадьбу Мадонны на вертолете, проникнет и на повешение), начальнику тюрьмы пришлось скрыть виселицу от посторонних глаз. Ничего лучше, чем приобрести огромный шатер у разоренного цирка из Вермонта, они не придумали. И теперь праздничное красно-фиолетовое шапито занимало большую часть тюремного двора. Шпиль был виден даже с шоссе – он словно зазывал: «Дамы и господа, не проходите мимо! Величайшее шоу на земле!»
149 
