47 
– Я подожду вас у входа в храм.
Ирма кивнула в знак согласия. Из исповедальни появилась Берта, изрядно облегчив свою душу и порядком утомив настоятеля. Ирма подхватила её под руку, и они присоединились к Эрику.
* * *
Утром следующего дня к ратуше Ляйпцига подошёл молодой священник, одетый в тёмную сутану с капюшоном и обратился к стражникам:
– Добрые католики[49], скажите, это ли центральная ратуша славного города Ляйпцига?
Стражники переглянулись.
– Да, святой отец.
– Тогда скажите мне, верные католики: здесь ли содержится страшное чудовище, лишившее жизни множество невинных женщин?
– Да, святой отец. Чёрный колдун приговорён к сожжению на костре завтра в полдень.
Священник перекрестился.
– Слава Всевышнему! Кара Господа нашего настигла его!
– Истину говорите, святой отец, – согласились стражники.
– Славные сыны мои! – обратился священник к стражникам. – Я – настоятель Петер Штайнбрюк из храма в Мюркёле, проделал неближний путь, чтобы вернуть душу заблудшую в лоно святой церкви. А ведь душа бессмертна, и я как истинный служитель церкви обязан предпринять всё для её спасения, дабы дать возможность покаяться даже такому чудовищу, как Чёрный колдун.
Священник достал два золотых фридриха, показал их стражникам, нагнулся, сунув по одной монетке каждому в голенище сапога. Стражники растерялись: сапоги при всех не стянешь, да и зачем святой отец это сделал?
Священник выпрямился, стражники смотрели на него округлившимися от удивления глазами.
– Отведите меня к Чёрному колдуну. Я хочу лично наставить его на путь истинный перед казнью. Можете меня обыскать, я – служитель церкви, а значит, не ношу оружия. Моё оружие – слово Божье.
Обыскивать священника стражники не рискнули. Один подмигнул другому:
– Проводи его к тюремщику, скажи, что за нами станется пиво.
Эрик придал лицу серьёзное, но в то же время слащавое выражение, которое, по его мнению, и отличало священников от простых людей.
* * *
Заскрипела тяжёлая деревянная дверь на массивных металлических петлях.
– Вот, святой отец, перед вами – душегуб и кровопийца. Если что, кричите – я недалеко, – сказал тюремщик и поспешил затворить дверь темницы.
Ломбардец сидел прикованный к стене. Он не то, что малейшее сопротивление не мог оказать, руками и ногами шевелил с трудом. Его бритая голова и подбородок без бороды смотрелись непривычно, от былой буйной растительности не осталось и следа.
Ломбардец осклабился, показав выбитые зубы. Эрик заметил, что ноздри его были разорваны, глаза заплыли. Некогда бравого вояку было не узнать.
– Если ты пришёл исповедовать меня… и наставлять на путь истинный, то катись… к чертям в преисподнюю… – задыхаясь, выговорил Ломбардец, видимо, ему настолько всё отбили, что говорил он с трудом.
Священник снял капюшон с головы.
– Святые Серафимы… – Ломбардец закашлялся и сплюнул кровью. – Сам Эрик Музимон пожаловал… Вот уж кого не ожидал увидеть перед казнью, так это тебя…
– Я виноват перед тобой, Ломбардец, причём дважды.
– Ну, один раз – это уж точно… Удрали, бросили меня на мельнице… Хотя, понятно, испугались… Надо было сидеть, не высовываться, да мой дурной характер виноват, – Ломбардец опять закашлялся и сплюнул кровью. – Я не виню тебя ни в чём, Эрик… Ты помог мне завладеть казной, разделили мы всё по чести… Дальше голова кругом пошла, слишком уверен был в себе – вот и расплата…
– Ломбардец, я знал, кто донесёт на тебя, но не остановил его. – Признался «святой отец».
– Твой человек?
– Нет.
– Тогда тебе не в чем себя упрекнуть. Ты в ответе только за себя и своих людей… – Ломбардец задыхался. – Нагнись ближе и слушай меня…
Эрик нагнулся, его обдало запахом немытого тела вперемешку с кровью.
– Помнишь мой лагерь в лесу?..
– Да…
– Дорогу найдёшь?
– Если постараться, то найду…
Ломбардец захрипел, немного помолчав, продолжив:
– Слушай… Около лагеря есть старая кривая ель, её сразу видно, не перепутаешь… Она стояла прямо напротив северной башни… Теперь башни нет, всё сгорело… Найдёшь сам… Её макушка указывает направление движения… Отсчитай десять шагов и копай… Там хватит надолго… Купи себе ферму, заживи в своё удовольствие. Я не успел…
Ломбардец опять захрипел и закашлялся кровью. Дверь открылась, показался тюремщик.
– Святой отец, ваше время истекло.
47 
