Виктор периодически звонил, умолял, угрожал, бросался в крайности, то сулил золотые горы, а то вдруг пригрозил отнять машину. Аня в благородную гордость играть не стала:
— Забыл, что продал мою «тойоту», а деньги отдал в счет «мерседеса»? Даже не заикайся, машину не верну, имей достоинство: уважающий себя мужчина подарки назад не забирает.
Аня и Сережа часто звонили Семену Павловичу и Матвею. Аня в присутствии брата с Матвеем разговаривать не рискнула, сам он ей не звонил, и она не решалась, робела отчего-то. Послала один раз смс-ку — писать легче, чем говорить, — сообщение не дошло, а на большее не отважилась. Теперь сквозь призму времени и расстояния собственное поведение представлялось ей едва ли не постыдным.
Анну терзали мучительные сомнения: она совсем не знает Матвея, что он на самом деле о ней думает? Возможно, считает ее легкомысленной, это в лучшем случае, вполне может статься, что она кажется ему распущенной, избалованной богатством женщиной, ведь ей не известны его взгляды, а у многих мужчин они весьма консервативны. От таких мыслей ее обдавало горячей волной с головы до ног. Она вспоминала его в разные минуты их общения: он мог быть удивительно мягким, но иногда она пугалась его жестких глаз — вот так он наверно смотрит в тубус прицела, холодно, сосредоточенно. Таким она любила Матвея не меньше, но было в нем что-то недоступное ее пониманию.
Неожиданно он позвонил сам. Была пятница, четыре часа дня, Аня сидела на рабочем месте, на звонок ответила, не взглянув на дисплей, и услышала голос Матвея:
— Привет, я здесь, в Москве.
— Матвей?! Где ты? — Аня даже вскочила со стула. — Скажи, где ты находишься, я за тобой приеду.
— Вышел на Спортивной, а куда идти дальше — не знаю.
— Там и стой. Я сейчас. Только никуда не уходи, ладно?
— Не уйду. Жду тебя у входа в метро.
Аня села в машину и поехала. Всезнающий, знакомый город, ставший вдруг неузнаваемым, принял ее в сеть своих проспектов, улиц, переулков и понес в строго определенном направлении. Снова зарядил дождь, было мокро, туманно, блекло — прекрасно; машина плыла в тусклом серебре, мерцающее полотно мостовой втягивалось под колеса, местами плавно вздымалось, затем опадало и каждым своим метром приближало Анну к Матвею.
На светофоре она посмотрелась в зеркальце. Синяк на щеке почти исчез, но еще проступало коричневатое пятно; Ане приходилось носить большие темные очки, чтобы скрыть половину лица. Она подумала, что не сможет смотреть на Матвея сквозь темные стекла и принялась затирать пятно тональным кремом, сверху наложила пудры — получилось неважно, но сносно, оставалось надеяться, что Матвей не заметит. Аня вывела для себя методом наблюдений, что мужчины редко замечают частности — как правило, они воспринимают облик женщины в целом.
Матвей стоял у проезжей части улицы под козырьком крайнего ларька. Аня сразу его увидела, несмотря на то, что народу на подходе к зданию станции метро было много. Она остановила машину, вышла под струи дождя и пошла к нему, а он, как притянутый магнитом, повлекся к ней.
И зачем, спрашивается, мазалась? Дождь проложил бороздки на запудренной щеке, надо бы поскорее спрятаться в машине, только как отвести взгляд от серых глаз, разомкнуть руки, оторвать губы. Их несколько раз толкали спешащие в метро прохожие, отгородившиеся от благодатного дождя зонтами.
Ей все-таки удалось дотянуть машину до подъезда своего дома. Но в квартире выдержка снова обоим изменила. В этот час дома никого не было: Тёмку Юля забирала в пять, Сережа до пяти тридцати был на тренировке…
— Никогда не думала, что мужчину можно до такой степени обожать, — сказала Аня.
— А где Сережа? Я звонил, но у него телефон выключен.
— Он в бассейне. К моему удивлению, из всех видов спорта Сережа выбрал плавание. Я-то думала, он продолжит борьбой заниматься. Придет через четверть часа.
— Значит, надо вставать. Анечка, слышишь, вставать надо.
— Не хочу, не хочу вставать.
— Что у тебя с лицом? Похоже на синяк.
— Ерунда, случайно ударилась.
— Ты совсем ушла от мужа?
— Совсем. Подала на развод. Из-за тебя, между прочим. Теперь ты обязан на мне жениться.
Как человек чести. Раз совратил чужую жену…
— Это еще вопрос, кто кого совратил.
— Нет уж, позволь! Ты первый меня поцеловал.
— А ты первая пришла ко мне ночью, когда я крепко спал и видел непорочные сны.