Послушная Гертруда сослалась вскоре на головную боль якобы от излишне выпитого вина и попросила у пирующих разрешения удалиться. Амалафред вызвался проводить сестру до покоев, и теперь Теодорих провожал красавицу жадным взором, сожалея, что это брат, а не он обнимает ее сейчас за талию. Она же, прильнув к плечу брата, на мгновение оглянулась и подарила высокому гостю столь обворожительную улыбку, что Теодорих тотчас почувствовал себя на двадцать лет моложе.
* * *
Королева приказала растопить камин еще жарче, ибо стоял конец осени: ночи становились холодными, а по утрам пожухлую траву и вовсе уже покрывал густой слой инея. Затем она накинула шерстяной пелисон[113], подбитый беличьим мехом, и плотно запахнула его.
В стрельчатые окна задувал студеный порывистый ветер, отчего пламя готовых вот-вот погаснуть факелов занималось с новой силой.
– Завтра же закройте окна промасленными шпалерами[114]! – приказала королева слугам. – Холод становится невыносимым.
Невольно ей вспомнилась родина, где даже зимой невозможно было замерзнуть. Аудовера подняла воротник и ощутила мягкое прикосновение к лицу нежного меха. «Да, на родине сейчас еще тепло… Трава зеленеет, деревья покрыты густой листвой… Кругом цветы… Мужчины и женщины ходят в туниках…»
Появление Гертруды прервало приятные воспоминания королевы.
– Проходи, дитя мое, присаживайся, – тихо произнесла Аудовера, жестом указывая на кресло с невысокой спинкой. – Я хочу поговорить с тобой о твоем будущем, Гертруда, – сказала она, когда девушка присела, и вновь поправила воротник. Украшавшие ее пальцы перстни со вставками из драгоценных камней таинственно сверкнули в отблесках каминного пламени.
Гертруда разволновалась: неужели ее судьба уже решена и стоит ждать брака с каким-нибудь знатным тюрингом?! Но ей совсем не хотелось выходить замуж ни за кого из подданных отца, ибо она, воспитанная королевой, тоже считала их дикарями.
– Умоляю, матушка, не томите меня! – взмолилась падчерица.
Аудовера улыбнулась.
– Ты, верно, думаешь, что мой супруг решил отдать тебя одному из своих немытых потных воинов?
Гертруда горько кивнула.
– Не беспокойся, дитя мое! Не для того ли я потратила на тебя столько времени и сил, чтобы из дикарки, дочери наложницы, вырастить принцессу, достойную любви короля?
Девушка замерла, не сводя глаз с мачехи.
– Любви… короля? – недоверчиво переспросила она.
– Да, да, ты не ослышалась! Именно – любви короля! Ты хочешь навсегда покинуть эту холодную страну, Гертруда? – Аудовера испытующе воззрилась на падчерицу.
– Хочу, – утвердительно ответила девушка.
Аудовера подалась вперед и перешла на шепот:
– Тогда слушай и запоминай все, что я тебе скажу!..
* * *
Слуга помог Теодориху снять нагрудник, потом расстегнул ремни наручей и, опустившись на колени, поножей. Избавившись от доспехов, король Австразии облегченно вздохнул: шерстяная туника под ними пропиталась потом, остатки хмеля все еще кружили голову.
Теодорих решил сразу же лечь спать, ибо завтра с утра он намеревался покинуть столицу Тюрингии, дабы посетить свои новые владения во Фрейбурге. Однако дверь его покоев неожиданно отворилась, и в полумраке дверного проема отчетливо высветился женский силуэт. «Наверное, Герменфред решил доставить мне удовольствие и прислал одну из пленных саксонок или полабок», – подумал Теодорих и попытался разглядеть лицо вошедшей девы. Увы, факелы, догорая, нещадно чадили, но света почти не давали.
– Кто ты? – спросил тогда он ночную гостью.
– Гертруда… – раздался в ответ знакомый голос.
Теодорих вскочил с ложа и бросился к девушке.
– Неужели это ты?! Не может быть! Не могу поверить!..
– Да, я… Забыв девичий стыд, решила вот сама прийти к тебе… – смущенно пролепетала Гертруда.
Теодорих взял девушку за руку и почувствовал нервный трепет ее пальцев.
– Ты боишься меня?
Девушка, подавив смущение, призналась:
– Да… Ибо я никогда еще не была с мужчиной…
Ответ красавицы заставил Теодориха растеряться.
– А твоим родителям известно, на какой шаг ты решилась? – счел нужным поинтересоваться он.
– Нет… – потупила глаза Гертруда. – Но я хочу принадлежать только тебе. Неужели ты отвергнешь меня?..
Теодорих лихорадочно соображал: либо он сегодня овладеет красавицей, лишив ее невинности, и наутро без сожаления покинет Бёблинген, либо… либо не решится это сделать и будет сожалеть о том до конца жизни. И в том и в другом случае он рискует подвергнуть доверчивую Гертруду если не унижению, то уж наверняка – разочарованию.
113
Пелисон – свободного покроя верхняя одежда, заманявшая в средневековье халат, обычно подбитая мехом.
114
Шпалера – грубый плотный гобелен, сотканный из шерстяных ниток. Шпалерами занавешивали окна и украшали стены. Часто шпалеру промасливали, дабы ее не продувал ветер.