ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Ореол смерти («Последняя жертва»)

Немного слабее, чем первая книга, но , все равно, держит в напряжении >>>>>

В мечтах о тебе

Бросила на 20-ой странице.. впервые не осилила клейпас >>>>>

Щедрый любовник

Треть осилила и бросила из-за ненормального поведения г.героя. Отвратительное, самодовольное и властное . Неприятно... >>>>>




  18  

— Да уж так, маэстро. Но вашей протеже я помогу: переговорю с Голобородко, в случае чего, припугну. Пусть на других девиц зарится, а не на нашу Лизавету. — Граф вдруг хохотнул.

Антонио недоуменно передернул плечами: что же смешного?

Граф пояснил:

— Забавная оказия выявляется, маэстро: два незаконных чада полюбили друг друга. Мой Сашка да ваша Лизка. На что жить станут? На театральные доходы, когда в одном кармане смеркается, в другом — заря занимается?

— Мой друг даст за дочерью огромное приданое. Теперь он может себе это позволить. Год назад его старший брат стал дожем Венеции. По вашим меркам — государем.

— Эко взлетел! — Граф Шувалов взъерошил свою львиную гриву. Волосы встали дыбом, потом опять опали. Граф блеснул неожиданной для его возраста белозубой улыбкой. — А ведь небось раньше-то был гол как сокол? Ну да это дело известное — как до государственной казны доберутся, ручонки и вытягиваются. Хвать да хвать!

Антонио недовольно поморщился:

— Ну в этом вы, ваше сиятельство, не правы! Семья моего друга всегда была честной.

Шувалов оскалился:

— И как честный человек ваш друг бросил бедную русскую девушку — одну с ребенком, без поддержки. А теперь вспомнил, через двадцать лет. Покаяться захотел? Да может, бедной девушки уже и в живых-то нет? Каково ей было перенести позор незаконно рожденного ребенка?

— Но ведь у нее была семья. Неужели родственники не помогли бы ей? Вот, например, если бы ваша сестра… — начал Меризи, но слова застряли в его глотке.

Черно-синие глаза графа налились кровью:

— Какая еще сестра? Мы — графы Шуваловы, а не какие-то там седьмые братья венецианских дожей. Любая наша сестра — вне всякого подозрения!

И великан-граф с такой силой стукнул кулаком по поручню кресла, на котором сидел, что отвалился не только поручень, но и ножка вылетела из пазов. И Шувалов грузно осел на ковер.

* * *

Антонио торопливо шагал за слугой обратно в свою комнату. Он так и не понял — сумел ли уговорить необычного графа помочь Лизе? Еще он жалел, что не осмотрел ни библиотеки, ни хранилища старинных рукописей, а ведь там могли быть преинтереснейшие рукописные ноты. Но разговаривать с разбушевавшимся Шуваловым не было никакой возможности. Поднявшись с пола, он вдруг начал поливать и всех дожей, и особенно седьмого брата. И откуда только он узнал, что Франческо — именно седьмой брат? Впрочем, возможно, ниоткуда — возможно, у русских просто такая присказка про седьмого сына. Ох, странный народ! Кто бы мог подумать, что отец Александра такой великан. Ему бы в армии служить, а он в рукописях старых копается. И, говорят, образован лучше всех при дворе — чуть не на двадцати языках говорит, в молодости всю Европу объездил. Вот, наверно, тамошние красотки по нему сохли!..

Господи, как трудно находиться при русском дворе. Все такое огромное — люди, комнаты, переходы, страсти. Вот и слуга, наверное, слышал, как орал граф Шувалов. Недаром он так вглядывается в лицо Антонио. Видимо, думает, не пожалуется ли маэстро на то, что уличил его в подслушивании. Слуга-то едва отскочил от дверей, когда Антонио убрался из кабинета Шувалова восвояси. Впрочем, ну их всех к дьяволу!

Антонио перекрестился. И не захочешь, а обсквернословишься — согрешишь! Антонио сделал, что мог. У него и своих забот по горло. Через три дня премьера «Проделок Амура». Сама государыня на первый прогон пожалует!

Прогон прошел в конце Святочной недели. Екатерина осталась довольна. Лизе отдельно преподнесла браслетик, а потом всем исполнителям пожаловала по именному царскому золотому — особо отчеканенной монете с перепелиное яйцо. Ну а раз матушке понравилось — восторженно встретили оперу и все остальные зрители.

Голобородко прислал Лизе золотую «стрелу Амура» — символ своего пронзенного сердца, но с любезностями не лез. Лиза успокоилась, а стрелу они с Дуней повесили прямо в гримерной и показывали желающим как поощрение за удачный спектакль. В театре же объявили каникулы. Можно было перевести дух.

7

Его сиятельство князь Голобородко, невзирая на преклонные лета, крался по темным нижним коридорам царского дворца. Ежился от острейших перемежающихся сквозняков. Даром, что Зимний дворец — то бишь для зимы жить предназначенный, ветер во все щели дует. Князь вздрагивал от каждого шороха: а ну как кто на пути попадется — объясняйся потом, что в нижних комнатах делал.

  18