8 
Лиза замерла. Кровь прилила к лицу, зато спина похолодела — нажаловался, видно, проклятый пьяница Суслов своему благодетелю! Князь — главный надзиратель за всей петербургской сценой, он в театре — царь и Бог. От него любая актерская судьба зависит.
Девушка присела в самом нижайшем реверансе:
— Что угодно вашему сиятельству?
Голос дрогнул. Господи, что за судьба?! Только что блистала на сцене в царских одеждах, пела о самозабвенной любви, которой подвластны и земля и Небо. А шагнула со сцены — и вновь стала холопкой. То Суслов пристает, то его покровитель руки распускает. Господи, как тошно… А еще говорят, что люди преклоняются перед актерами да певцами! Может, где-то в далекой Италии или Франции и преклоняются, а у нас, в России, только унижают…
Притворно-ласковый голос князя ударил по юной певице похлеще бича:
— Иди за мной, девица!
Лиза стиснула пальцы и опять беспомощно повторила:
— Что угодно вашему сиятельству?
— Ах, мне все угодно, прелестница… — многозначительно протянул Голобородко. Его округлое и уже морщинистое лицо приобрело умильное выражение. — Но не обо мне, грешном, сейчас речь. Мы с тобой потом наедине пообщаемся. А сейчас иди в императорскую ложу — сама государыня тебя требует!
— Неужто она оперу слушала? — изумилась Лиза. — Вроде штандарта не вывешивали…
Действительно, когда Екатерина жаловала в театр, над ее ложей вывешивали императорский штандарт. А во всем театре возникала особая суетящаяся и льстивая атмосфера. На сцену мало, кто смотрел — все пялились на царскую ложу. Но ведь в этот вечер ничего подобного не было…
— Иди, Лизанька! — князь подтолкнул певицу. — Государыня ныне тайно в ложу пожаловала. Никому говорить про то не велела, только тебя позвать наказала. Вот я и расстарался. Каков за то плезир от тебя будет?
И Голобородко заулыбался еще умильнее.
Лиза опять опустила очи, хотя на самом деле ей хотелось бежать, куда глаза глядят, от этих умильных княжеских улыбочек. Прав был Александр: Суслов — еще не самый страшный развратник. Князь Голобородко пострашнее будет…
* * *
В императорской ложе царила тишина и темнота. Шагнув со света, Лиза прищурилась и только спустя несколько секунд разглядела в углу венценосную особу. Матушка-императрица сидела совсем не царственно на дальней кушетке, обложенная подушками. За ней, в темноте, едва угадывалась рослая фигура ее очередного молоденького фаворита. Он замер, боясь пошевелиться и нарушить тишину дум своей царицы-обожательницы.
Екатерина сидела, закрыв глаза. Видно, задумалась так глубоко, что даже не слышала, как вошла Лиза. Внезапно глаза императрицы раскрылись и сфокусировались. Казалось, что она витала где-то далеко-далеко и вдруг вернулась на грешную землю.
— Хорошо любить, Лизанька? — спросила вдруг императрица.
Лиза смутилась, заалела как маков цвет.
— Не знаю, матушка…
— Неужто ты не любила еще? — Екатерина вскинула на девушку уже выцветающие, но все еще проницательные глаза.
— Нет еще, матушка… Не привелось…
— Но как же ты пела про любовь столь трепетно, просто за душу брала?
— Я же играла, матушка… Это же опера. А чувства в музыку вложены…
— Да, мелодия счастья… — вздохнула императрица. — Видно, ты и вправду настоящий талант. Певица от Бога, как говорит твой учитель Меризи. — Императрица снова вздохнула. — А я вот любила — много чувств имела. Теперь все не то! — Екатерина недовольно обернулась в сторону своего молодого фаворита. Тот замер и вжался еще больше в темноту угла. — У нынешних-то молодых чувств мало. Все больше о выгоде собственной думают. Вот я и хочу, Лиза, тебе наказ дать: не гонись за деньгами, гонись за любовью. Подарю я тебе брошь бриллиантовую со своим портретом на эмали. Будет она тебе наградой за пение. Но еще хочу пожелать, пусть она для тебя волшебной станет — и в беде поможет, и любовь отыщет. Но только, чур, никому ее, кроме своего будущего жениха, не отдавай. Береги, как честь свою. Тогда и дар мой тебя сбережет.
Императрица откинулась на подушки. Видно, сегодня она чувствовала себя нехорошо, и речь ее утомила. Она только махнула рукой, и Лиза вышла из ложи. В голове у девушки стоял какой-то туман, она так и не поняла: то ли матушка-императрица говорила с ней, то ли сама с собой. Лиза вдруг осознала, что молодость императрицы давно прошла, а молодой быть все еще хочется — любить, радоваться, чувствовать все остро, как в юности. Может, потому так растрогали Екатерину арии любви, которые пела сегодня Лиза? Девушке стало жаль государыню, она стиснула пальцы, и тут вдруг ощутила, что сжимает бархатную коробочку, которую протянула ей Екатерина. Но, только вбежав в свою гримерку, девушка осмелилась открыть футлярчик.
8 
