79 
* * *
– Мир вашему дому, – вымолвил Фрол, перешагивая через порог горницы, и осеняя себя двуперстием.
Иван Терентьевич и Пелагея в ответ поклонились.
– Прошу за стол, Фрол Матвеевич, – пригласил хозяин дома. – Отведайте нашего угощения.
Фрол, довольный, что сам староста желает породниться с ним, крякнул, провёл рукой по густой русой бороде, и сел на скамью:
– Благодарствуйте, хозяева…
Пелагея засуетилась, стараясь быть вежливой и предупредительной по отношению к гостю, дабы муж не заподозрил чего лишнего.
Кузнец отведал пирогов Пелагеи, начинённый тайменем[48], запивая медовухой.
– Ох, Пелагея Степановна, хорош напиток у вас! Ох, хорош! Ядрёный, так и за душу берёт, – он многозначительно подмигнул своей будущей тещё.
– Медовуха-то, что вода… Ушла и нету более, а вы говорите: за душу берёт, – вступил в разговор Иван Терентьевич. – Жена должна за душу-то брать! А! Пелагея Степановна, что скажешь, дорогому гостю?
– То и скажу: прав ты, Иван Терентьевич.
Хозяин рассмеялся, довольный покорностью жены, ничего не подозревая о её тайных планах.
Фрол, понимая, что настало время, достал из кармана нового армяка, цепочку, с надетым на неё перстнем, приобретённым в Нерчинске.
– Вот, Иван Терентьевич, стало быть, прошу вашего дозволения жениться на Любаве. Это гостинец для неё, – Фрол протянул цепочку хозяину дома.
Тот сгрёб гостинец своей здоровенной лапищей и, оценив на вид, тут же прикинув стоимость, крикнул:
– Любава, подь сюды!
Из-за занавески, разделяющей горницу на две части, появилась невеста: что и говорить, была она хороша – у Фрола прямо сердце затрепетало. Он невольно, повинуясь неудовлетворённому желанию, встал, и всем телом подался ей навстречу через длинный дубовый стол.
Иван Терентьевич, завидев, такое нетерпение своего будущего зятя, только хмыкнул. Пелагея же – замерла, опасаясь промашки со стороны дочери, но напрасно: та повела себя спокойно и уверенно, поклонилась родителям, а затем уже – дорогому жениху, села рядом с отцом, потупив взор, как и положено молодой невинной девушке.
– Решили мы с матерью, что ты, Любава, вошла в возраст для замужества. А вот и твой наречённый, Фрол Матвеевич Копытин. Род Копытиных – из первых старообрядцев, что покинули суетной мир, отправившись сюда в дайгу, где и появился скит. Так что отдаём тебя дочь в надёжные мужские руки, будь послушной, во всём подчиняйся – Фрол человек с жизненным опытом и небедный: дом справный, хозяйство, скотина – всё как положено. По нашим аароновским обычаям требуется согласие, как жениха, так и невесты: даёшь ли таковое?
Иван Терентьевич сверлил глазами дочь. Пелагея затрепетала, словно лист на ветру, снова опасаясь за поведение дочери. Та же лишь кивнула, что и означало: согласна.
– Добро, стало быть, дело слажено. Через пару дней, в присутствии народа, и запишем вас мужем и женой в заветную книгу[49]. И только смерть сможет вас разлучить, – подытожил отец семейства.
– Вот, Любава, гостинец тебе – будет залогом нашей любви, – сказал Фрол, снимая с цепочки перстень.
Кузнец встал, подошёл к невесте, – та лишь протянула правую руку, не поднимая головы, – и надел на безымянный палец свой подарок.
– Вот так-то…. Нравиться?
Любава машинально взглянула на перстень: он действительно был отличной уральской работы, но девушка не видела его красоты, воспринимая, как железные оковы, вонзающиеся прямо в кожу. Она, пересилив себя, выдавила улыбку, и ответила:
– Благодарствуйте, Фрол Матвеевич…
Иван Терентьевич, смотрел на дочь, радуясь, что всё сложилось: она не стала противиться и проявлять характер.
– Иди тепереча в свою светёлку, – велел он дочери. – А ты Пелагея принеси ещё медовухи, да тоже ступай, разговор промеж нас будет не для бабьих ушей.
Любаве не пришлось повторять дважды, она встала, поклонилась и исчезла за ситцевой занавеской горницы. Иван Терентьевич услышал, как скрипнула дверца, ведущая в светёлку дочери и удаляющиеся шаги.
Пелагея принесла небольшой бочонок холодной медовухи из подвала и также удалилась.
* * *
– Выпей-ка, Фрол, – староста налил будущему зятю медовухи в большую глиняную чашку. – За вас молодых, дабы были вы богаты и народили много детей! – Иван Терентьевич пригубил чашу с медовухой, гость последовал его примеру. – Тепереча о деле, – он смахнул капли хмельного напитка с бороды левой ладонью и пристально посмотрел на кузнеца: – Основатель нашего скита, Святой Аарон почти два века назад сказал: «Не ищите забвения в богатстве, но и не пренебрегайте достатком, ибо дети и жёны должны жить в тепле, обутыми и одетыми, дабы не угас род ваш и дело наше». Так-то вот…
79 
