— Иду! — крикнула я ему через стену. — Одну секунду.
Я стянула с себя тенниску Николаса (собственные рубашки были мне тесны в груди) и сменила лифчик. Я подложила в чашечки мягкие фланелевые лоскуты. Одноразовые подкладки для кормящих мам постоянно сбивались в комки или приклеивались к груди. Рубашку я надевать не стала. Макс требовал грудь так часто, что иногда я часами ходила по дому с обнаженным торсом, чувствуя, как моя грудь становится все тяжелее, по мере того как прибывает молоко, совсем недавно без остатка высосанное Максом.
Когда я наконец подошла к колыбели сына, его похожий на бутон ротик уже жадно хватал воздух. Я взяла его на руки и расстегнула лифчик, пытаясь понять, которой грудью кормила его в прошлый раз. Это было непросто, кормления за целый день слились в моем сознании в одно непрерывное кормление без начала и конца. Как только я уселась в качалку, Макс припал к груди и начал сосать, мощными глотками заставляя вибрировать все мои внутренности — от груди до паха. Я засекла десять минут, после чего переложила его к другой груди.
Сегодня утром у меня было настоящее приключение. Я впервые отправилась куда-то с Максом одна. Только он и я. Если честно, один раз мы с ним уже выбирались из дома, но тогда у меня ушел целый час только на то, чтобы собрать сумку с подгузниками и прочими мелочами, а потом установить в машине детское сиденье. К тому времени, как мы доехали до конца квартала, он зашелся таким криком, требуя грудь, что я решила вернуться, а в банк отправить Николаса, когда он приедет домой. Вот так и вышло, что целых шесть недель я провела в заточении в собственном доме, находясь в рабстве у крошечного тирана, который просто не мог без меня жить.
Целых шесть недель я спала только тогда, когда позволял Макс. Все остальное время я меняла ему подгузники, купала и вытирала его и позволяла ему пить из меня молоко. Я посвящала Максу столько времени, что уже начала молиться о том, чтобы он хоть ненадолго заснул и хотя бы на десять-пятнадцать минут оставил меня в покое. Когда это случалось, я просто сидела на диване, глубоко дышала и пыталась припомнить, чем я заполняла свои дни до рождения Макса. Я никак не могла понять, как столь глобальные перемены могли произойти так быстро. Только что Макс был внутри меня, существовал только благодаря мне, питался из моего кровотока и моего тела, и вот уже наши роли поменялись, и я стала простым приложением к нему.
Я положила Макса на спину в манеж, где он тут же схватил черно-белую открытку и сунул ее угол себе в рот. Вчера ко мне приходила женщина из «Ла Лече»[7]. Ее прислали из больницы, где я рожала, чтобы убедиться в том, что я достойно справляюсь со своей задачей. Я неохотно впустила ее в дом и провела в гостиную, по пути ногой запихивая под мебель игрушки, слюнявчики и старые журналы. Я ожидала, что она начнет указывать мне на толстый слой пыли на каминной полке, переполненные мусорные пакеты или отсутствие предохранителей на электрических розетках.
Но она не обратила на беспорядок никакого внимания, а прямиком направилась к манежу Макса.
— Какой милый! — заворковала она, склоняясь над манежем, и я подумала, что она, наверное, говорит это обо всех младенцах без исключения.
Я и сама когда-то верила в то, что все маленькие дети хорошенькие, но теперь знала, что это не так. Еще в больнице я обратила внимание на то, что Макс самый красивый ребенок во всем детском отделении. У него были черные как смоль взлохмаченные волосы и голубые глаза, которые смотрели на мир холодно и требовательно. Глядя на него, никто не сомневался в том, что перед ними мальчик. И еще он был так похож на Николаса, что даже я порой застывала перед ним в изумлении.
— Я просто хотела узнать, как у вас дела, — заявила женщина. — Я уверена, что вы продолжаете кормить грудью.
«Как будто у меня есть выбор», — подумала я.
— Да, — ответила я. — И у нас все хорошо.
Я поколебалась, но потом все же сообщила ей, что подумываю о том, чтобы заменить одно кормление смесью. Всего лишь одно и только для того, чтобы, если мне придется поехать куда-либо с Максом, я не думала о необходимости кормить его грудью на людях.
Это привело женщину в ужас.
— Ни в коем случае! — воскликнула она. — По крайней мере, пока. Ведь ему, если не ошибаюсь, всего полтора месяца, верно? Он только привыкает к груди, и если вы дадите ему бутылочку… может произойти все, что угодно.