Особенно,... 
58 
Три часа спустя я проснулась как от толчка. Питера в постели не было. Холодея от ужасного предчувствия, я бросилась через гостиную во вторую спальню. Там его тоже не оказалось. С улицы донесся визг шин. Я подскочила к окну и успела увидеть, как «феррари» Питера скрылась за воротами.
Пятнадцать минут спустя патрульные машины полиции, оповещенной Глобальной Системой Слежения по сигналу электронного браслета Питера, затормозили перед замерзшей лужайкой у дома Олторпов. Когда полицейский попытался арестовать Питера, тот вскочил и с размаху ударил его в лицо.
— Он сделал это во время приступа лунатизма, — объяснила я Коннеру Бэнксу утром в суде, где Питеру должны были предъявить очередное обвинение. — Иначе он ни за что не покинул бы пределы поместья.
И снова Питера ввели в зал суда в оранжевой тюремной робе. На этот раз он был скован не только по рукам, но и по ногам тоже. Оцепенев, я слушала новый перечень обвинений:
— Нарушение правил освобождения под залог… нападение на служащего полиции… попытка скрыться.
Судья не стал тянуть с решением. Двадцатимиллионный залог отходил государству. Питеру предстояло ожидать суда в тюрьме.
— Он лунатик, — твердила я Бэнксу с Маркинсоном. — Он лунатик.
— Пожалуйста, Кей, потише, — шикнул на меня Бэнкс. — В Америке лунатизм не считается оправданием. Собственно говоря, в настоящее время у нас в стране два человека отбывают пожизненный срок за убийство, которое совершили в состоянии лунатизма.
42
Шокирующие кадры полицейской видеозаписи, на которой Питер Кэррингтон, вскочив с колен, набрасывался на патрульного перед домом Олторпов, заставили Николаса Греко усомниться в том, есть ли теперь смысл встречаться с Нэнси и Джеффри Хаммонд, семейной парой, которая была приглашена к ужину в тот злополучный вечер, когда утонула Грейс Кэррингтон.
Греко оставил им сообщение на автоответчике, и некоторое время спустя Нэнси Хаммонд перезвонила ему и предложила приехать к ним домой. Они с мужем были в отъезде, гостили у родных в Калифорнии, пояснила она.
Хаммонды жили на тихой улочке в Энглвуде, где почти все дома были старой постройки, с просторными террасами и ставнями; в таком стиле дома строили в конце девятнадцатого столетия. Греко преодолел пять ступеней, ведущих на крыльцо, и нажал кнопку звонка.
Дверь открыла Нэнси Хаммонд; она представилась и впустила его в дом. Нэнси оказалась миниатюрной женщиной лет сорока с небольшим, с серебристыми волосами, которые красиво обрамляли ее лицо и смягчали резкие черты.
— Джефф только что пришел, — сказала она. — Сейчас спустится. Ага, вот и он! — добавила она миг спустя.
Джеффри Хаммонд показался на лестнице, ведущей со второго этажа.
— Вот, значит, как моя жена представляет меня гостям? — вскинув брови, осведомился он. — «Ага, вот и он»?
Греко увидел перед собой высокого мужчину без малого пятидесяти лет, который напомнил ему астронавта Джона Гленна. Как и у Гленна, вокруг глаз у него разбегались озорные морщинки-лучики. На макушке намечалась лысина, и он никак не пытался скрыть этот факт. Греко ужасно раздражали мужчины, у которых не хватало духу взглянуть в глаза неизбежности и покориться природе. Накладку он мог различить с расстояния в милю, но ниже всего в его глазах падали те, кто прибегал к «внутреннему займу»: пытался прикрыть лоснящуюся плешь длинными чахлыми прядями, зачесанными с другой стороны головы.
Прежде чем ехать, Греко произвел серьезную предварительную подготовку; прошлое у четы Хаммондов оказалось примерно таким, какого он и ожидал от друзей Грейс Кэррингтон. Оба из хороших семей: ее отец был сенатором, его прадед — членом кабинета министров. И он, и она получили неплохое образование; у них был шестнадцатилетний сын, который в настоящее время учился в закрытой частной школе. Джеффри Хаммонд собирал средства для какого-то фонда, Нэнси подрабатывала в штабе местного конгрессмена на какой-то административной должности.
Он объяснил, почему хочет поговорить с ними, и в сообщении, которое оставил на автоответчике, и потом, в телефонном разговоре. Нэнси провела его в гостиную, и он принялся осматриваться. Кто-то из супругов, видимо, любил музыку: большую часть комнаты занимал концертный рояль и ноты. На крышке рояля стояли семейные фотографии. На кофейном столике аккуратной стопочкой лежали журналы: «Нэшнл джиографик», «Тайм», «Ньюс-уик». Судя по их виду, их уже успели прочесть. Диван и кресла были добротные, но требовали замены обивки.
58 
