— Сергей! Сергей! — быстро говорила Тамара. — Это мерзавцы, полные мерзавцы! Ты их не бойся!
— С тобой все в порядке, дорогая?
— В порядке!
— Тебя били?
— Нет.
— Дай трубку кому‑нибудь, кто рядом! Опять послышался все тот же голос:
— Не волнуйся, у нас весь разговор идет через динамик, я вас слышу.
— Запомни, если хоть волос упадет с головы Тамары, если на ее теле появится хоть одна царапина, я вас всех урою, я с вами сделаю то же, что сделал с таможенниками!
— Не пугай. Давай лучше разговоры разговаривать и решать поскорее. Мне металл нужен как можно быстрее, а тебе, наверное, женщина нужна. Я понимаю, ты не хотел ввязываться в эти дела, ты хотел разобраться с таможенниками. С ними ты разобрался, а пострадали люди, в общем, тебе незнакомые.
— Теперь знакомые, — сказал Сергей.
— Значит, так, через полчаса я тебе позвоню. Сиди дома и не дергайся, убивать тебя нам нет смысла.
— Пока нет смысла, — поправил его Дорогин.
— Но в твоих интересах сделать так, чтобы вообще в подобном действии необходимость отпала.
— Понял, — Сергей отключил телефон, вытер о джинсы вспотевшую ладонь.
«Хоть одно хорошо, Тамара жива и с ней все в порядке. Если бы что‑то случилось, она бы сумела дать мне знать», — подумал Дорогин.
Он не полагался на внутренние часы, смотрел не отрываясь на циферблат больших напольных курантов. Ему казалось, минутная стрелка приросла к месту и не двигается. И только потом он сообразил, что часы стоят, что маятник неподвижен. Он увидел свое отражение, маленькое, искаженное в позолоченном диске маятника, который был похож на рождественский елочный шар, напоминал о празднике, о тепле.
— Я спокоен, — сам себе сказал Дорогин, — я абсолютно спокоен.
И странное дело: дрожь в руках улеглась, сердце забилось ровно.
«Злость — плохой помощник, — подумал Дорогин, — никогда не надо горячиться. Я принял верное решение: Тамара здесь ни при чем, за все должен платить только я, и никто другой.»
Телефон не зазвонил ни через десять минут, ни через час, а зазвонил, когда Сергей уже устал ждать. Еще не прозвучало в наушнике ни одного слова, а по звуку Дорогин понял, что звонят из машины: слышался ровный гул двигателя.
«Не из города, — решил Дорогин, — с трассы. Слишком ровно работает двигатель, и нет посторонних звуков.»
— Волнуешься? — раздался уже знакомый голос.
— Жду. Один раз ты уже не сдержал слова. Мужчина засмеялся:
— Не всегда получается так, как рассчитываешь. Но нервы у тебя, мужик, крепкие, выдержишь. Ты же не старик какой‑нибудь, чтобы от инфаркта кончиться. Баба твоя у нас, мы ее оставили в надежном месте. Жди возле выезда на московскую трассу, метрах в ста.
— Где Тамара?
— Не в твоем положении, мужик, ставить условия. Если мы с тобой обо всем договоримся, то проблем не возникнет. Мне не хочется никому делать больно. Ты поедешь с нами, а ее отпустят.
— Я тебе не верю, — сказал Дорогин, уже подходя к входной двери, держа в одной руке пистолет, а в другой — телефонную трубку.
— Твои проблемы.
Тяжелый джип резко свернул на дорогу с трассы. Под широкими колесами зашуршал, застрекотал гравий. В джипе сидели трое — два охранника и сам Барановский. Он нервно курил, шляпа лежала на сиденье, лоб вспотел. Время от времени Барановский рукавом плаща утирал лицо.
Фигуру Сергея Дорогина они увидели сразу. Тот шел от дома спокойно, не спеша, вразвалочку.
— Ага, вот ты какой!
— Что будем делать?
— Езжай, — бросил своему охраннику Геннадий Павлович. — Езжай, остановишься шагах в десяти.
— Может, кончить его, а, Геннадий Павлович? — резко обернувшись к шефу, скривив губы, зло спросил Коля Овчаренко, имевший среди своих громкую кличку Овчарка.
— Ты не скалься, — нервно буркнул Барановский, — веди себя смирно.
— Плюгавый он какой‑то! Может, его порешить — и концы?
— Сиди, — прошептал Барановский, разглядывая Дорогина.
Тот стоял и смотрел на свою собственную тень, поигрывая трубкой радиотелефона.
Джип затормозил и замер шагах в десяти от Муму. Барановский выходить не спешил. Первым из джипа выбрался Овчаренко, Сильнов остался за рулем. Единственное, что он сделал, так это вытащил пистолет и положил его на сиденье, где только что сидел его напарник.Дорогин был невозмутим. Рассмотреть выражение его лица Барановский не мог.
— Ладно, — сказал он, повернул ручку дверцы и лениво, грузно ступил на землю. Постоял возле машины, полуприкрытый своим охранником, а затем сказал почти шепотом: