53 
Телевидение — такое заведение, куда некрасивая женщина может пробиться лишь в том случае, если ей не придется работать в кадре. Если же ей нужно самой выходить в эфир, то основным критерием, определяющим ее существование на студии, станет красота, миловидность, обаяние.
Тамара очень четко это прочувствовала, сидя в студии во время передачи. Смех ведущей, восклицания Белкиной казались ей ненатуральными, эмоциональными, гротескными, как и косметика, наложенная на их лица. Но стоило перевести взгляд на монитор, как сразу становилось ясно: именно они смотрятся в кадре натурально. Срабатывал тот же феномен, что и в театре, когда реплика, услышанная со сцены, воспринимается нормально, но те же слова, сказанные нормальным тоном на улице, вызывают один лишь смех.
Они шли по широким каменным ступеням. Приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не оступиться. Лестница была нестандартной, тоже чисто киношной, телевизионной, которая хорошо смотрится в кадре, но в реальной жизни пользоваться ею крайне неудобно.
На самой последней ступеньке Дорогин задержался.
— Ты чего? — спросила Тамара. — Погоди.
В холле звучало множество голосов, группки людей стояли тут и там. Но в одном месте говорили уже явно на повышенных тонах. Назревал скандал. Дорогин и Тамара обернулись. Они увидели крепко сложенного мужчину в дешевом костюме. Он стоял к ним спиной и о чем‑то спорил с молодым милиционером.
Мужчина, если бы захотел, сгреб недоростка в милицейской форме в охапку и спустил бы его с лестницы. От волнения затылок его уже покрылся красными пятнами, коротко стриженные редкие седоватые волосы липли к голове от пота, серый в клетку пиджак на спине покрывали морщины.
— Мне туда нужно, сержант, ты понимаешь?
— На вас пропуск не заказан, — мягко втолковывал милиционер, хотя уже начинал злиться.
— Сержант, будь человеком! Я же тебе объяснял, мне не просто так туда надо, я же не за себя прошу. Ребенок, ты пойми!
— Не положено, — втолковывал милиционер.
— Не будь сволочью, сержант! — мужчина говорил с легким акцентом, не то белорусским, не то украинским, твердо выговаривая «р» и «ч» — Ты объясни мне, сержант, как туда попасть?
— Если каждого пускать, кто туда просится, новости выходить перестанут! Я затем и поставлен, чтобы посетителей фильтровать.
- Но ты можешь мне хотя бы объяснить, как туда прорваться?
— Если мне позвонят сверху, из отдела выпуска новостей, и скажут, такого‑то пропустить, а потом еще и пропуск принесут, я тебя пропущу. Мне все равно, кто туда идет, лишь бы документы оформлены были.
— Но я же там никого не знаю!
— Твои проблемы, мужик.
— Тебя что, чужая беда не трогает?
— Я не могу на чужие беды реагировать, потому как на мне форма, — резонно заметил сержант и устало прикрыл глаза.
Ему уже надоело уговаривать мужика, который явно плохо ориентировался в московских реалиях и вот уже четверть часа безуспешно пытался прорваться в студию.
— На стенке список телефонных номеров висит, пойди позвони, вдруг кто тебя поймет.
— Я уже звонил, ни один телефон не отвечает.
— Время позднее, вечер. Завтра приходи.
— Завтра у меня времени нет, уезжаю, да и тебя, сержант, завтра здесь не будет. А другому… — мужчина сглотнул слюну, ему явно хотелось сказать «менту», —…объяснять у меня уже сил не осталось.
— Знаешь, сколько здесь таких, как ты, за день проворачивается? — миролюбиво сказал сержант, поглядывая на часы, до конца его дежурства оставался целый час. — Сегодня одна пришла, девочку привела. Она тоже хотела, чтобы ее в выпуск новостей пустили, а когда поняла, что ничего не обломится, бросила ребенка тут двухлетнего и убежала, мол, ей дочку кормить нечем. А я что с этим ребенком делать буду?
— Я же тебя по–человечески прошу, я же внучку с собой не привел!
— Сергей, пошли, — Тамара потянула Дорогина за рукав. — Я, конечно, понимаю, у него важное дело но ты ему ничем не поможешь.
— Тамара, ты видишь, у человека, наверное, последняя надежда осталась на то, чтобы его беду по телевизору показали.
— Да, я понимаю, но ты‑то здесь при чем?
— Мы можем вернуться, отыскать в баре Белкину и свести их вместе.
— Сергей, не лезь не в свое дело. Белкиной и без этого проблем хватает.
— Мне кажется, я его знаю.
Тамара тяжело вздохнула, понимая, что Дорогина не, переделаешь. Если он мог чем‑то помочь, то помогал обязательно, а уж если человек оказывался его знакомым, он готов был в лепешку расшибиться.
53 
