— Куда путь держишь, а, Антон? — спросил капитан, похлопывая полосатой палкой по начищенному голенищу сапога.
— Решили, Иван Иваныч, отскочить на озеро, щук половить. Говорят, берутся на спиннинг.
— Говорят, берутся. Видел я городских рыбаков, то ли из Витебска, то ли из Минска приехали, хрен их там разберет.
— Взяли рыбу?
— Не знаю, — глубокомысленно произнес капитан ГАИ. — А в коляске, Антон, что везешь?
— Как будто ты не знаешь, что на рыбалку везут? Пару бутылок водки, котелок, пожрать, палатку взяли…
— И все? — спросил капитан. В машине на заднем сиденье сидел еще один гаишник, довольно пьяный, сидел и икал. — Знаешь что, Антон, дай мне пять баксов и поезжай с миром.
— Пять баксов! — изумленно воскликнул Антон Сокол, и его глаза заморгали.
— А то, понимаешь, придется твой мотоцикл осматривать. Кстати, по–моему, ты даже техосмотр не проходил?
— Да все некогда, Иван Иваныч, ты же знаешь, я человек занятой.
— Знаю, вот потому и говорю, дай пять баксов и езжай себе с богом на рыбу или куда ты там собрался.
— На рыбу, на рыбу, — вытаскивая из кармана куртки портмоне, пробурчал Сокол. — На!
Купюра исчезла мгновенно. Это было похоже на карточный фокус. Секунду тому назад она еще трепетала в пальцах капитана ГАИ, и вот ее уже нет, словно улетучилась, растворившись в вечернем воздухе.
— Ладно, вали.
Сокол направился к тарахтящему мотоциклу, взгромоздился на него и, объезжая «Жигули», погнал мотоцикл по дороге.
— Сколько взял? — прокричал почти в ухо Круталевич.
— Пять, как всегда, хорошо, что я приготовил заранее, капитан с десятки сдачи бы не дал.
— Ну и сука же твой родственничек!
— Нет, это еще по–божески. Хотел в коляску залезть. Я его уговорил, сказал, не надо этого делать.
Тем временем капитан ГАИ остановил «ЗИЛ», и уже через две минуты водитель «ЗИЛа» ставил в багажник гаишных «Жигулей» канистру с бензином.
Мотоцикл же с двумя контрабандистами и вольфрамом в коляске свернул на гравийку, несколько раз подскочив на съезде, и поехал прямо по середине дороги. Гравийка делала поворот, медленно забирая в сторону, сворачивая к северу — туда, где текла Двина, за которой находилась Латвия. Минут через тридцать пришлось съехать и с гравийки на обыкновенную проселочную дорогу, узкую и разбитую. Здесь мотоцикл задребезжал и заскакал на корнях деревьев. — И мотоциклисты, как наездники, привстали с сидений. Если бы не мастерство Антона Сокола, то проехать по этой дороге на мотоцикле с коляской навряд ли удалось бы, а так мотоцикл понемногу двигался вперед, преодолевая расстояние, укладывая метры и километры под рифленые колеса.
— Далеко еще? — окончательно потеряв в темноте ориентацию, закричал Круталевич, почти припадая пухлыми губами к уху Сокола.
— Нет, недалеко. Пару поворотов — и там, за леском, хутор.
— Тут вся дорога — сплошные повороты! Фара выхватывала толстые стволы деревьев,
мохнатые еловые ветки. Поблескивали лужи, иногда ветки деревьев хлестали по лицам, и мотоциклисты втягивали головы в плечи, пригибались, почти сливаясь друг с другом.
Наконец за поворотом Сокол увидел два тускло освещенных окна.
— Вон хутор! — крикнул он, переключая скорости.
Мотоцикл затарахтел громче, несколько раз подпрыгнул на колдобинах, выбитых колесами телег, затем съехал на траву и пошел вниз, мягко и уверенно. Сокол сбросил скорость, и мотоцикл бесшумно подкатил к забору, невысокому, почти символическому.
Мотоциклисты не покидали свои места. Забренчала цепью собака, пару раз неуверенно тявкнула,затем послышалось рычание. Мотоциклисты спрыгнули на землю и принялись разминать затекшие ноги.
Скрипнула дверь. В тускло освещенном дверном проеме появилась мужская фигура. Хозяин держал в правой руке топор.
— Кто там? — вглядываясь в темноту, прокричал дед Михась.
— Это мы, свои, дед, свои!
— «Свои» это кто?
— Я, Антон Сокол!
— А–а, — старик поставил топор у двери и неторопливо спустился с невысокого крыльца, на ходу вытирая руки о телогрейку, которая болталась на плечах поверх белой нательной рубахи. На голове старика была кепка. — А я думал, ты уже не приедешь.
— Дорога, дед, до тебя — не доехать. Если бы милиция тебя арестовать захотела, навряд ли бы до хутора допилила.
— Что им тут делать? — глубокомысленно произнес дед, глядя на небо, на котором тускло сверкало лишь несколько мохнатых звезд. — За всю войну немцы сюда зашли всего два раза, один раз самогонку искали, второй раз партизан.