Круталевич принялся загребать веслом. Лодка не слушалась, ее неуклонно несло к Двине.
— Я сказал — к берегу! Стреляю!
— Вот, сейчас начнется, — прошептал Сокол, ложась на дно лодки..
Он принял позу эмбриона, подтянув колени к животу, скрестив на груди руки. Круталевич остался наедине с таможенниками.
— Ты что, оглох, ублюдок? Плыви к берегу, а не то рожок в тебя всажу!
Сокол, уткнувшись носом в воду на дне лодки, пускал пузыри. Жажда спастись пересилила жажду наживы, он внезапно сообразил, что надо делать.
— Помедленней греби, — зашептал он, становясь на четвереньки, — время тяни, время!
Круталевич никак не мог понять, что задумал Сокол. Но, поскольку собственных мыслей у него. не было, он принялся выполнять то, что говорил приятель: неумело орудуя веслом, крутил лодку на одном месте. Таможенники уже теряли терпение, но в холодную воду заходить им не хотелось. Знали, что контрабандисты никуда не денутся, а на случай, если те сунутся в Двину, в кустах сидел Раймонд с моторной лодкой. А латыш церемониться с ними не станет.
Сокол вцепился двумя руками в жесткий брезент рюкзака с вольфрамом и чуть не заплакал, отрывая его от плоского дна лодки.
— Наклони лодку! — зашептал он.
И тут Круталевич сообразил, что задумал Сокол: нет вольфрама, нет и контрабанды! Ну задержат их за нахождение в погранзоне, оштрафуют, в худшем случае могут со злости немного поколотить.
«Но зато останемся на свободе», — подумал Круталевич и ухмыльнулся дурацкой радостной улыбкой, которая сразу же не понравилась таможенникам.
Лодка немного завалилась на бок, и в этот момент тяжелый рюкзак с вольфрамовой проволокой рухнул в воду. От такой наглости у таможенников на несколько мгновений отнялась речь, у них на глазах и второй рюкзак исчез под водой.
— Ты, сука, что творишь?! — закричал таможенник и рванулся вперед, забыв, что перед ним река.
Место было глубокое, и он сразу же оказался по пояс в ледяной воде. От холода и обиды таможенник заскрежетал зубами и принялся размахивать автоматом.
— Да я вас сейчас…
И тут Сокол, уже вздохнувший с облегчением, с ужасом увидел, как Круталевич из‑под телогрейки вытаскивает короткий обрез охотничьего ружья.
— Я же говорил, оставь его в мотоцикле, — беззвучно выдохнул Сокол, понимая, что сейчас может произойти непоправимое.
Круталевич хотел всего лишь выбросить обрез в воду, но сделал это неумело, неловко. Таможенник заметил оружие, а времени на раздумья не оставалось. Круталевичу же явно было жаль расставаться с обрезом, и поэтому он на секунду замешкался. И эта секунда все решила, она стала судьбоносной.
Таможенник нажал на спусковой крючок, и последнее, что увидел Сокол, это куски телогрейки, вспоротые автоматной очередью. Круталевич качнулся, выпустил из руки незаряженный обрез. Тот, булькнув, ушел под воду, а сам Васька осел на дно плоскодонки. Антон же исхитрился перевернуться на спину и перевалился через борт лодки, только мелькнули ноги в огромных, на два размера больших, чем он обычно носил, охотничьих сапогах.
Автоматная очередь еще пару раз вернулась эхом, отразившись от противоположного берега Двины, и наступила полная тишина. Плоскодонку медленно разворачивало кормой к Двине. Воткнутый в дно реки шест поплыл вслед за лодкой.
— Во, бля, — наконец‑то сказал сержант, недоуменно глядя на дымящийся ствол своего автомата.
У него было такое чувство, что стрелял не он, а его сосед, и поэтому никак не мог понять, почему это дым стекает с его ствола.
— Двоих замочил, — задумчиво сказал таможенник, оставшийся на берегу.
— Нет, я стрелял в того, что был на корме, с обрезом. Ты же видел, он в нас целился.
— Ни хрена он не целился.
— А что?
—Выбросить хотел.
Антон в телогрейке и в сапогах плыл брассом под водой. Единственным его желанием было нырнуть как можно поглубже и никогда не выныривать. От испуга он даже забыл, что люди дышат воздухом. Он не чувствовал холода, не видел темноты. Антон достиг дна, ухватился за пучок водорослей и замер, прислушиваясь. Он слышал только, как бьется его сердце, да издалека доносилась какие‑то непонятные звуки.
В растерянности он раскрыл рот и хлебнул воды. Ужас обуял Антона. Он не знал, сколько метров отделяет его от поверхности. В панике оттолкнулся ногами от дна, намереваясь пробуравить, как минимум, пятиметровую толщу воды, чтобы хватить спасительный глоток воздуха, и с невероятным шумом выскочил из воды, которая едва доходила ему до подмышек.