Особенно,... 
64 
С последним утверждением спорить не приходилось — нравится им это или нет, но ущерб сенатору нанесен. Теперь они вынуждены будут включить в программу рассказ об Эйпл-Джанкшене и конкурсе красоты, иначе ее воспримут как фарс.
— Вы не можете игнорировать эту проклятую обложку «Миррор», — твердил Пелхэм, обращаясь к Абигайль. — Газету читают четыре миллиона американцев, и Бог знает, через сколько еще рук она проходит! Фотографию перепечатает каждая бульварная газетенка страны. Вы должны решить, что будете говорить журналистам.
— Что буду говорить?! — взорвалась Эбби. — Я скажу им правду: мой отец был алкоголиком; он умер, когда мне исполнилось шесть, и это единственный достойный поступок в его жизни. Еще я могу сообщить, что моя жирная мать обладала кругозором посудомойки и пределом ее мечтаний в отношении дочери был титул «Мисс Эйпл-Джанкшен» и умение хорошо готовить. Не правда ли, идеальная биография для вице-президента? — И она залилась слезами ярости. Абигайль никогда не была плаксой, Тоби помнил только те самые два случая...
Ему пришлось вмешаться.
— Эбби, послушай меня. Ты влипла с этой фотографией Фрэнси, так давай возьми себя в руки и последуй совету Пэт Треймор.
После этих слов Эбби успокоилась — она всегда доверяла ему.
Тоби услышал шаги Абигайль в коридоре. Он с беспокойством ждал ее появления. Пелхэм одобрил ее намерение показаться на рождественской службе в кафедральном соборе и посоветовал надеть что-нибудь фотогеничное, но не роскошное. «Оставьте ваши соболя дома», — сказал он.
— Доброе утро, Тоби. Счастливого Рождества. — В ее приветствии явственно слышалась саркастическая нотка, но голос звучал спокойно, и Тоби понял, что Абигайль снова обрела свойственное ей хладнокровие.
— Счастливого Рождества, сенатор. — Он обернулся. — Эге, ты великолепно выглядишь!
Миссис Дженнингс надела ярко-красный прогулочный костюм — длинный двубортный пиджак и плиссированную юбку.
— Выгляжу, как помощница Санта-Клауса. — Абигайль фыркнула, но не столько сердито, сколько шутливо. Она приняла из его рук чашку и подняла ее, словно намереваясь произнести тост. — Справимся и с этим, правда, Тоби?
— Можешь не сомневаться!
* * *
Пресса ждала ее у входа в собор. Как только Абигайль вышла из машины, корреспонденты телевидения бросились к ней с микрофоном:
— Счастливого Рождества, сенатор!
— Счастливого Рождества, Боб.
Эбби — умница, размышлял Тоби. Не зря она взяла себе за правило запоминать имена журналистов и телевизионщиков, какими бы мелкими сошками они ни были.
— Сенатор, вы идете на рождественскую мессу в Национальный кафедральный собор. С какой просьбой вы бы хотели обратиться к Всевышнему в этот праздничный день?
Абигайль задумалась, потом серьезно ответила:
— Боб, я думаю, все мы молим о мире, не так ли? А еще мне хотелось бы помолиться о голодных. Как было бы чудесно, если бы каждый человек на Земле — мужчина, женщина или ребенок — мог сегодня сесть за праздничный стол! — И, одарив репортера улыбкой, она присоединилась к толпе, вливавшейся в собор.
Тоби вернулся в машину.
Замечательно, мысленно похвалил он Абигайль и потянулся под сиденье за программой бегов. В последнее время лошадки были к нему не слишком благосклонны. Пора бы удаче повернуться к нему лицом.
Служба длилась час и пятнадцать минут. Когда Абигайль вышла из собора, ее поджидал другой репортер. Его вопросы были потруднее:
— Сенатор, вы видели обложку «Нэшнл миррор» на этой неделе?
Тоби как раз огибал «кадиллак», собираясь открыть дверцу перед леди сенатором. Он затаил дыхание в ожидании ответа. Удастся ли Эбби справиться с собой?
Она улыбнулась счастливой, теплой улыбкой:
— Да, конечно.
— Что вы думаете об этом, сенатор?
Эбби рассмеялась:
— Я была поражена. Должна сказать, я больше привыкла, что обо мне пишут в «Конгрешнл рекорд». Внимание, которое «Миррор» уделил моей персоне, явилось для меня полнейшей неожиданностью.
— Публикация этой фотографии не огорчила вас, сенатор?
— Конечно нет. С чего бы? Как, наверное, большинство из нас, в этот день я вспоминаю о дорогих мне людях, которых больше нет со мной. Этот снимок напомнил о маминой радости в тот день, когда я победила в конкурсе. Я приняла в нем участие, чтобы доставить ей удовольствие. Понимаете, она рано овдовела и вырастила меня одна. Мы были очень, очень близки.
64 
