Особенно,... 
28 
Сильнейшая внутренняя борьба терзала его душу. Рассказать ей правду или продолжать хранить молчание? Прошлого не изменить, как бы этого ни хотелось. Имеет ли смысл ворошить это прошлое? Разве от этого станет легче? Скорее, это принесет им обоим лишь новые печали и огорчения.
Она снова всхлипывает на моем плече, а я снова молча обнимаю ее, предлагая понимание и сочувствие, с грустью подумал Колин.
– Простите, – пробормотала Алекс, подняв голову. – Я совсем не собиралась так расклеиваться. Просто вы первый, кому я об этом рассказываю. – Она снова уткнулась лицом в его плечо. – Теперь-то вы уж точно считаете меня глупой.
– Нет, не считаю.
После непродолжительного молчания она сказала:
– Нынче утром вы не согласились, когда я назвала вас добрым, но больше даже не пытайтесь спорить, потому что после сегодняшнего я ни за что не поверю в это. Вы один из самых добрых людей, которых я когда-либо знала.
Все еще разрываясь между отчаянным, безрассудным желанием, с одной стороны, сказать правду, а с другой – сохранить в целости тот мир, который он построил для себя, Колин ничего не ответил. Он просто покрепче обнял ее и положил свой подбородок ей на макушку, чувствуя, что ей приятны его объятия.
У Алекс возникло такое ощущение, словно она вернулась домой после долгого отсутствия, обретя наконец долгожданный покой и безмятежность в его надежных объятиях. Он на мгновение крепко прижал ее к своему мускулистому телу, а потом не спеша заскользил руками по спине.
Ни один из них не понял, когда же все изменилось. Только что испытываемое ощущение тепла и надежности внезапно переросло в желание. Алекс подняла голову, подставляя ему свои влажные губы, и Колин без колебаний прильнул к ним. Поцелуй, вначале неуверенный и нежный, вскоре стал горячим и обжигающим, и ее губы приоткрылись под напором его языка. Казалось, оба были безумно голодны и только вместе могли утолить этот ненасытный голод. Руки Колина продолжали блуждать у нее по спине, став горячее и настойчивее. Алекс приподнялась на цыпочки и обвила его шею руками.
Косые лучи восходящей луны освещали их сплетенные тела, волны прибоя накатывали одна за другой, обдавая солеными брызгами их ноги, но они ничего не видели и не ощущали, кроме всепоглощающего желания слиться воедино, стать одним целым.
По телу Алекс пробежал озноб, и она еще теснее прижалась к Колину, не отрываясь от его губ. Губы его продолжали ее дразнить, и это мучительное соприкосновение полностью поглотило ее внимание. Пальцы ее пробежались по гладкой коже твердой шеи, запутались в волосах, поцелуй стал еще глубже. Алекс не в силах была дышать. Сердце стучало молотом, она таяла в его объятиях как воск.
Можно утонуть в блаженстве этого поцелуя, пронеслось в его затуманенной страстью голове. Прилив отдавался шумом у него в ушах. Ему даже почудилось, что он стоит в приливной волне, а песок уходит у него из-под ног. Голова у него закружилась. Он застонал, сердце бешено застучало.
Алекс охватило неотступное, алчное желание. На свете существовал только он – его руки и губы. И больше ничего не надо было. Еще никто и никогда не желал ее с такой силой. И она чувствовала все с ним наравне. Алекс ощущала какое-то безумие, взрыв энергии, который мог быть укрощен только обладанием.
У меня еще никогда так не было, кричал ее мозг, ее тело, и я не вынесу, если ты меня оставишь! Она вытянулась струной, изо всех сил прижалась к нему, предлагая и требуя одновременно. Ее тело страдало, беззащитное и в то же время могущественное как никогда.
О, покажи мне, на что ты способен! – мысленно заклинала она его, отуманенная желанием. Я так долго ждала, чтобы наконец вкусить настоящей страсти.
Чайка прокричала в ночи, и ее крик подействовал на Колина так, словно его окатили ледяной водой. Черт возьми, что он делает?! Он не должен был заходить так далеко. Он только хотел утешить, успокоить ее. Из-за одного безумного поцелуя забыл обо всем и уже готов был повалить ее на песок и любить до умопомрачения, пока прошлое не уйдет, не расплавится в горниле страсти...
Колин оторвался от ее губ, взял за плечи и отодвинул от себя.
Ее щеки пылали от страсти, глаза потемнели. Влажные губы распухли, дышала она тяжело и прерывисто.
– Колин! – хрипло сказала она и потянулась к нему.
Он перехватил ее руку прежде, чем она успела до него дотронуться.
– Не надо, Алекс.
Теперь его глаза не выражали ничего. Они были снова совершенно непроницаемыми, как утром. Они глядели на нее, будто ничего не произошло, будто взрыв страсти ей привиделся, а было только море, песок да обычная прогулка. С минуту она ничего не могла понять. Смятение, поднявшееся в душе, буквально смыло все мысли.
28 
