3 
Через несколько месяцев Паула вновь встретила художника в Бате, и это стало приятным сюрпризом. Обычно он проводил зиму в Лондоне, но на этот раз решил нарушить правила и подышать свежим морским воздухом. Он признался, что охладел к портретам, и стал все больше увлекаться пейзажами, а юг Англии – самое привлекательное место для пейзажиста. Вот он на время и поселился в Бате и устроил там свою студию.
Синьор Кантильо поинтересовался успехами Паулы. Она посетовала, что ей не хватает школы, и он тут же согласился дать ей несколько уроков. С тех пор синьор Кантильо, когда был не слишком занят, приезжал раз в неделю по средам в Кливленд, в течение двух часов занимался с Паулой живописью, пил чай и уезжал обратно либо в Бат, либо в Брайтон, либо в Лондон. Когда жив был дядя Шеймус, он частенько напрашивался посидеть в студии во время этих занятий, объясняя это своим неподдельным интересом к живописи и всему, что с ней связано. На самом деле Паула подозревала, что дядя просто печется о ее добродетели, что при современной свободе нравов было по меньшей мере забавно. Впрочем, присутствие на уроках дяди Шеймуса имело свои преимущества: он служил им в качестве модели. Иногда на роль модели они приглашали миссис Ривз, вдову средних лет, и та всякий раз с радостью соглашалась. В ее мотивах у Паулы не возникало никаких сомнений, но это была абсолютно точно не любовь к искусству.
Дело в том, что, помимо таланта живописца Винченцо Кантильо обладал весьма привлекательной внешностью и вдобавок ко всему был холост. Типичный итальянец, смуглый, темноволосый и кареглазый, с этаким налетом романтизма – словом, такой тип, который нравится женщинам и вызывает зависть мужчин. Он рассказал Пауле, что является младшим сыном в семье богатого итальянского графа и что его семья испокон веков занимается виноделием.
Поначалу миссис Огилви отнеслась к нему с подозрением, как, впрочем, относилась ко всем иностранцам, считая Кантильо чем-то средним между авантюристом и брачным аферистом. Пауле пришлось напомнить ей, что она отнюдь не богатая наследница и, женившись на ней, Винченцо ничего бы не выиграл. К тому же он писал портреты особ королевской крови – королевы-матери, когда она еще была жива, ее величества королевы Елизаветы, принца Чарльза и юных принцев, его сыновей, поэтому смешно даже думать, что он может зариться на ее жалкие гроши. Правда, вскоре неприязнь миссис Огилви к итальянцу сменилась обожанием, и случилось это после того, как он в шутку начал оказывать ей знаки внимания.
В ожидании ланча Паула навела порядок в бежевой комнате, своей прежней студии, и приготовила все, что нужно будет перенести в мансарду, – кисти, краски, полотна, мольберт. Она подумала, что нужно будет приобрести еще один, чтобы иметь возможность работать над двумя полотнами сразу. Когда они еще при жизни дяди Шеймуса были с ним как-то в студии синьора Кантильо, у того стояли целые три начатые картины сразу на трех мольбертах.
После того как Пауле стукнуло двадцать четыре, она как-то перестала думать о замужестве и решила всю себя отдать своей первой и единственной любви – искусству. Как-то Винченцо сказал, что единственная причина, почему в мире так мало знаменитых художниц, – это замужество. Искусство требует полного самоотречения. А как может женщина посвятить себя искусству, если ей приходится думать о быте, ухаживать за мужем, воспитывать детей? Синьор Кантильо полагал, что Паула делает большие успехи, но ее палитра чересчур бледна. Его картины сверкали всеми оттенками драгоценных камней – рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов и янтаря, Пауле же пока не удавалось найти такие сочные оттенки на человеческом лице.
Чтобы скоротать время, она решила сделать новый набросок. Большое количество автопортретов в ее коллекции вовсе не означало, что она, как Нарцисс, обожала любоваться собой любимой, просто рисовать себя было гораздо проще, чем просить кого-то попозировать. Паула часто садилась перед зеркалом и рисовала себя, как это делал Рембрандт. В живописи, как в любом другом деле, нужно много тренироваться, как говорится, набить руку, поэтому она подвинула стул поближе, положила альбом на колени и стала вглядываться в знакомое отражение. Синьор Кантильо утверждает, что у нее классические черты, хотя и не совсем правильные. Он явно льстит ей и, как любой итальянец, любит говорить комплименты.
Кожа у Паулы была светлая, но не бледная, глаза серые, большие, лоб широкий, нос, правда, далек от классического идеала, ибо был немного длинноват, а рот, на ее взгляд, чересчур большой, зато зубы от природы белые и идеально ровные. Ее наставник утверждал, что истинная красота уникальна потому, что не совсем точно следует идеалу, хотя, по мнению Паулы, у нее этих отклонений было многовато. Многие считали ее привлекательной, даже хорошенькой, но никто, кроме Винченцо, не говорил ей, что она красива.
3 
