А ректор вообще затаил на меня личную обиду и теперь решил отыграться, тем более такой шикарный случай представился, с международным размахом. Что ж… У него получилось, и неплохо. Теперь и Трехгория, и Расстания будут знать, что к этой взбалмошной девице на версту лучше не подходить. Он просто втоптал меня в грязь, и теперь его ущемленное самолюбие должно быть удовлетворено. А что мне делать со своим? Пусть насладится минутой триумфа над злобной Аленой Хреновой. Только покорности он от меня все равно не дождется.
И князь хорош. Ишь как на меня с сочувствием смотрел. Можно подумать, ему меня жалко стало. Не нуждаюсь я ни в чьей жалости! Можете оставить ее себе! Обойдусь! И вообще мне никто не нужен.
Я металась по комнате, как загнанный зверь в яме, не в силах совладать с бурей эмоций. Первым порывом было – собрать свои нехитрые вещички и гордо удалиться, громко (чтоб аж черепица на крыше осыпалась) хлопнув воротами. Но вряд ли меня выпустят за пределы замка, мило сопроводив облегченными улыбками. Оскорбленный уход отменялся. К тому же меня и так скоро выставят за дверь. Князю вряд ли нужны лишние проблемы.
Мои эмоции срочно требовали выхода. Я схватила стакан и от души швырнула его в зеркало, отражавшее мое перекошенной лицо. Промахнулась. Невинная посудина ударилась о стену совсем рядом с зеркалом и разлетелась на мелкие кусочки. Один осколок больно резанул по руке, но я не обратила на это внимания. Мне немного полегчало. По крайней мере, крушить мебель дальше желания не было.
Я продолжала наматывать круги по комнате, злясь на себя за глупость и проклиная тот день и час, когда согласилась на это безумство по спасению совершенно ненужной мне Василисы. Ничего толком не добившись, не оправдав возложенного на меня Елисеем доверия, я только нажила себе кучу новых неприятностей. И что мне теперь с ними делать?
Посольство пробудет в замке не менее чем до завтрашнего дня, а встречаться с кем-либо из них желания не было никакого. Или они думают, что я приползу к ним как побитая собачонка, виляя хвостиком? Не дождутся. И к себе никого не пущу.
Я наложила на дверь несколько магических ключей, чтобы никто не посмел войти ко мне, и, подумав, добавила еще парочку, на всякий случай. Пусть только попробуют сунуться! А еще я объявлю голодовку. Все равно есть совершенно не хочется, меня уже накормили (и так понятно чем).
Немного угомонилась я только ближе к вечеру. И то потому, что просто устала ходить туда-сюда по комнате. День выдался напряженным с самого начала, и теперь я чувствовала себя выжатой, как белье под грязным сапогом. Желающих перекинуться со мной парой слов до сих пор не нашлось, и я пришла к выводу, что про меня просто-напросто забыли. Это не прибавило мне спокойствия. Даже злобная горничная не удостоила меня своим визитом, чтобы вдоволь нашипеться над моими жалкими чувствами. Я бы хоть наорала на нее, чтобы пар выпустить. Так нет, она благоразумно решила не попадаться под горячую руку.
Но долго испытывать острые эмоции не удавалось еще никому, и я оказалась не исключением. Возбужденное состояние постепенно пошло на спад, пока не превратилось в стойкую апатию и полное равнодушие к своей дальнейшей участи. Я забралась на кровать и прижала к груди подушку, чтобы сердцу было не так больно биться о ребра. Захотелось в кои-то веки поплакать и пожалеть себя, но слезы не торопились вытекать на поверхность. Ну и не надо.
Повернув голову к окну, я уставилась в предзакатное небо, уже окрасившееся на горизонте багрянцем, и с тоской вспомнила Сеньку. Как мне сейчас не хватало моего единственного пушистого друга!
Я старалась все это время не думать о нем, чтобы не порождать напрасной тревоги, но сейчас остро ощутила его отсутствие. Вокруг одна фальшь и клевета, и мне нужны были его поддержка, его участие, его искренность.
И тут дверь комнаты отворилась. Я вздрогнула от неожиданности и в полном недоумении уставилась на спокойно входящего Кащея. Как он смог преодолеть достаточно сильный магический заслон?! Жалкие останки стакана противно скрипнули у него под ногами. Кащей внимательно осмотрел место бесславной гибели еще одного столового предмета и отшвырнул мыском в сторону самые крупные осколки. Закончив с расчисткой пола, он оперся левой рукой на высокую спинку кровати и внимательно принялся меня разглядывать.
– Что, не нравлюсь? – раздраженно спросила я.
Кащей усмехнулся:
– А если скажу, что нравишься, ты ведь все равно не поверишь.