Кровь с шумом побежала по жилам, и Сокол вдруг понял, что поединок – возможность излить накопившееся в нем негодование – именно то, чего ему больше всего хотелось. Двадцать лет чувство протеста бурлило в нем, и вот, наконец, ему можно дать выход. Он отошел в сторону от Ланны, туда, где была более или менее чистая площадка, на которой не было ни валунов, ни кустарника. Черный круг золы отмечал середину площадки. Место, где Ролинз и его напарники провели ночь. Не спуская глаз с Чэда, который тоже ступил на площадку и начал заходить сбоку к своему сводному брату, Сокол воткнул нож в полуобгоревший чурбачок.
Круг постепенно сужался. Они сходились все ближе и ближе, внимательно следя за каждым движением друг друга. Сокол ждал, когда Чэд не выдержит и сделает первый шаг. И в следующее мгновение плечо Чэда врезалось в плечо Сокола. Ему даже пришлось схватиться за него, чтобы не упасть на землю. Но позиция была обоюдно невыгодной, и Сокол отскочил в сторону.
Чэд развернулся, чтобы рвануться за ним следом. И это была несомненная удача. Сокол успел нанести удар. Кулак разбил губу и на какой-то момент ошеломил противника. Нужно было использовать момент. Сокол нанес удары в подбородок и в голову. Из рассеченной брови, как и из губы, хлынула кровь. И в эту минуту в глазах Чэда вспыхнула не просто злость. Сейчас он был готов убить брата на месте.
Бросок Чэда в сторону Сокола походил на рывок дикого зверя. Один удар – страшный, полный ненависти – Соколу удалось отразить, но уже следующий пробил защиту и угодил в подбородок, отчего в голове сразу же загудело. Удар отбросил Сокола назад. Прыгнув на него и навалившись всей массой, противник повалил его на землю. Кулаки Чэда заработали, как паровой молот.
Крутясь и извиваясь, они били друг друга локтями, коленями. Дыхание их стало тяжелым, прерывистым, и все говорило о том, что бой идет не на шутку. Поймав занесенный над ним кулак, Сокол сумел отвести его так, что Чэд со всей силы угодил в кучку золы, подняв темное облачко. Воспользовавшись этой минутой, Сокол быстро вскочил на ноги. Кровь, что текла по лицу, мешала видеть. Он тряхнул головой, чтобы прояснить сознание. Поднявшийся на ноги Чэд приготовился к новому броску.
– Сокол, – тревожно вскрикнула Ланна. – Нож!
Он упустил тот момент, когда в руке Чэда появился нож. Отскочив в сторону, так что рука с блестящим лезвием пронеслась мимо, Сокол схватил противника за кисть, вывернул ее, подставив подножку, и Чэд потерял равновесие. Сокол упал на него сверху. Чэд был массивным, и при ударе из легких вырвался странный звук. Пальцы его на миг ослабли, и Сокол сумел вырвать нож. Поверженный противник – окровавленный, мокрый от пота, выглядел жалким и несчастным. От его прежней мужественности не осталось и следа. Он был сломлен. В его глазах уже читалось признание того, что он побежден.
Сокол занес руку с ножом. Чей-то крик послышался одновременно с его броском. Воткнув нож в землю, возле головы Чэда, Сокол поднялся и перевел дыхание.
– Добей его! – услышал он женский голос. – Сокол, убей его!
Сокол, пораженный, обернулся на звук. К нему шла Кэрол с ледяным выражением, застывшим в глазах. Схватив Сокола за ворот рубашки, она заговорила низким угрожающим тоном:
– Ты должен убить его, Сокол.
– Какого черта ты несешь? – он попытался оттолкнуть ее.
– Ты что, не понимаешь ничего? – Что-то омерзительное и отталкивающeе появилось в выражении ее лица и глаз. – Если он умрет, я унаследую все имущество. Мы сможем пожениться. И снова будем вместе. Все станет нашим.
– Ты, по-моему, не в себе, – сказал он. Но, глядя на нее, понял, что это не так.
– Да, Сокол, – продолжала она. – Ты отец Джонни. Ты его настоящий отец. И ты будешь управлять его трастовым фондом…
– Джонни? – потерянный голос Кэтрин на миг прервал этот поток признаний. Ее глаза наполнились слезами отчаяния, а лицо исказилось, словно она почувствовала мучительную физическую боль. Склонившись над сыном, она тщетно пыталась приподнять его с земли. Слезы ее капали на поверженного и побежденного Чэда.
– Да! Джонни! – язвительно бросила им Кэрол. – Я бы ни за что не согласилась иметь ребенка от Чэда! И ни одного его ребенка я не выносила! Я убила их всех. Каждый раз, как только я узнавала, что забеременела, то делала аборт. Никто не должен был унаследовать то, что принадлежало Соколу и Джонни. – Снова повернувшись к бывшему возлюбленному, она проговорила осевшим голосом: – Я хотела быть уверенной, что все будет принадлежать тебе.